рецепт не принято, Люк выдал Фрэнки список нужных медикаментов и написал: «Цефалексин». Оставалось надеяться, что «Сефалексина» — точный аналог на испанском.
— Как вас зовут? — спросил мальчишка.
— Ты же знаешь.
Фрэнки покачал головой.
— Es falso.[16]
— Не понял.
— Отцу Томасу вы сказали: Эдвард, а Розалинде — Люк. — Пальцами одной руки Фрэнки приложился к губам, а другой указал на Люка.
— Y esta es falso.[17]
Люк дотронулся до верхней губы, ощущая сухость шрама.
— Настоящее имя — Люк, но не вздумай проговориться.
— Почему нельзя?
— Сложно объяснить.
У Люка внезапно закружилась голова, и его прошиб холодный пот.
— Что с вами, хозяин? Выглядите не очень-то.
Люк добрался до постели, и они сели рядышком.
— Фрэнки, разве ты не скучаешь по маме?
Мальчишка поиграл пальцами.
— Хотите, чтобы я вернулся домой, да?
Люк кивнул.
Пальцы Фрэнки переплелись.
— Не хочу туда, пока она умирает.
Оказывается, мальчишка знал. И неудивительно, подумалось Люку.
— Мне нужно поспать, — сказал он и краешком покрывала вытер пот с лица. — Поговорим об этом позже.
— Что случилось, Элмер? — Бен настежь открыл входную дверь. — Люк? Что-нибудь удалось о нем узнать?
— Нет. — Старик с отсутствующим взглядом переступил порог. — До сих пор ни слова.
Элмер никогда машину не водил и должен был проехать к Бену через весь город на автобусе или такси. Для обычной дружеской беседы он бы просто позвонил.
Добрых вестей ждать не стоило.
— Барнсдейл? — продолжил гадать Бен, когда они вошли в гостиную.
Элмер, тяжело опустившись на диван, отрицательно покачал головой.
Мало того что Элмер мучительно скучал по сыну, не ведая, что с ним, так в больнице приходилось ловить на себе многозначительные взгляды, и вслед доносился нелицеприятный шепоток. Вовсю старались и газетчики, которым только и оставалось, что заочно приговорить Люка за двойное убийство — Эриксона и Барнсдейла.
Элмер выглядел сильно переутомленным. Он вытащил из нагрудного кармана листок бумаги и протянул Бену:
— Взгляни-ка вот на это.
Бен присел рядом с другом и несколько секунд изучал документ.
— Вижу, что это распечатка из лаборатории. Зачем она мне?
— Это результаты анализа крови добровольцев малярийного проекта. Все они работают в моей лаборатории. — Элмер тяжело вздохнул. — После того как их кусают комары — носители вакцины, мы проводим еженедельные тесты крови. Измеряем уровни малярийных титров и, кроме того, содержание антигена, чтобы точно знать количество вакцины, которое комары вводят реципиентам. — Он потер лоб. — Посмотри на четвертый график.
— Вижу. Подписан: Элмер Маккена.
— Обрати внимание на уровень антигена.
— Тест положительный. У тебя в крови есть антиген. И что из того?
— Давным-давно я уже переболел малярией и участвовать в проекте не могу. Это не моя кровь.
— Боюсь, я уже запутался.
— Ты попросил меня для образца крови Хосе Чаки из государственной лаборатории придумать псевдоним, — сказал Элмер. — Так вот. Я взял свое имя, сам надписал пробирку и отнес ее в общий банк образцов крови добровольцев. Один из моих техников, ничего не подозревая, сделал по этой пробирке анализ уровня титров и антигена.
— Он мог запросто ошибиться.
Элмер покачал головой.
— Я заставил лаборанта повторить анализ в моем присутствии. Ошибки нет. Прежде чем Хосе Чака умер, его покусали мои комары.
ГЛАВА 50
Проснувшись, Люк с трудом, как сейфовую дверь в хранилище банка, открыл веки. Красный луч света пробивался сквозь щель в занавесках, играя на стене густыми оттенками заката. Он протер глаза и посмотрел на часы: 18:03. Сон длился почти пять часов.
Черт. Люк рывком поднялся с постели и проковылял в угол комнаты, где бросил свои веши. Они исчезли.
Через тонкую ткань занавески проступал темный силуэт. На веранде кто-то был.
Люк отдернул занавеску и увидел Фрэнки, который сидел на стуле, забросив ноги на перила, и пускал колечки дыма навстречу закату.
Люк распахнул дверь.
— Смотри, не вырастешь!
— А? О чем это вы?
— Не важно. Где моя одежда?
Над плечом Фрэнки появился большой палец.
Люк обернулся. Вся одежда аккуратной стопкой была сложена на туалетном столике: две рубашки, пара брюк, трусы и носки — постираны и проглажены.
— Monjas — сестры, — пояснил Фрэнки, — в больнице заставляли меня, как девчонку, стирать белье. — Он глубоко затянулся. — Неправильно это.
Люк выхватил окурок и швырнул за балюстраду.
Капелька дождя смочила запястье. Над ними роились мрачные тучи, устремляясь на запад, где оранжево-красное солнце садилось за горизонт.
Лихорадка возвращалась. В левом плече стучала боль. Люк вернулся в комнату, взял со столика пузырек с антибиотиками и проглотил еще две таблетки. Он вернулся на балкон, держа в руках оптический прицел винтовки, которую забрал у нападавших. Пощелкав ручкой настройки, установил режим естественного света и внимательно осмотрел парк через дорогу. Широкие полосы подстриженной бермудской травы прочерчивала мощенная кирпичом дорожка, которая упиралась в кованые железные ворота — вход на деревянный мост через узкий ров вокруг Кастильо Сан-Фелипе.
Крепостные ворота были закрыты. Прилегающая к замку территория была безлюдна, и только один человек сидел на декоративной чугунной скамеечке рядом со входом.
К причалу, метрах в пятидесяти слева от замка, была привязана небольшая шлюпка.
Должно сработать, подумал Люк. Он вытащил из рюкзака телефон Сэмми и нажал на кнопку «Вызов».
— Где ты был? — рявкнул Сэмми. — Я звонил тебе целый час.
