Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра.

33 тыс. т в 1750 г. и к 1760 г. составила 60 тыс. т. По признанию специалистов, 50-е годы были для металлургической промышленности поистине рекордными на протяжении всего XVIII в.²

Своеобразие ситуации, в которой Елизавета пришла к власти, в немалой степени определило особенности внутренней политики нового правительства. Первыми же указами Елизаветы петровские «начала» внутренней политики были провозглашены как основополагающие для правительственной деятельности.

Можно с уверенностью утверждать, что приход Елизаветы к власти положил начало беспрецедентной по тем временам кампании, которую иначе как пропагандистской и не назовешь. Цель ее состояла в том, чтобы сформировать благожелательно настроенное к новой монархине общественное мнение, убедить возможно более широкий круг подданных в законности власти дочери Петра I, в непреложности ее прав на престол. Архимандрит Заиконоспасского монастыря Кирилл Флоринский в проповеди 18 декабря 1741 г. в Успенском соборе Москвы по случаю дня рождения Елизаветы восклицал: «Возведи о, Россие, очи твои и виждь! Се аз семя отца твоего Петра Великого седох на престоле твоем. Се во мне оживотворися Петр, жива бысть Екатерина. Отродися Петр, вся благия насеявый в недоех твоих»³.

Но не только кровная близость Елизаветы к Петру отмечалась пропагандой того времени. Елизавету стремились представить идейной преемницей великого царя-реформатора. Наиболее емко эту мысль выразил А. П. Сумароков:

Во дщери Петр опять на трон возшел,
В Елизавете все дела свои нашел…

Обращаясь к Елизавете, он повторил эту мысль на иной лад:

О матерь своего народа!
Тебя произвела природа
Дела Петровы окончать!⁴

Идея о преемственности «начал» Петра Елизаветой сочеталась с двумя концепциями, оказавшими, между прочим, существенное влияние на последующую историографическую традицию. Во-первых, с приходом Елизаветы к власти официально осуществлялась политическая канонизация Петра Великого. Его личность и дела расценивались однозначно — как ниспосланное небом благо для России. Особенно отчетливо мысль о величии Петра сформулировал архиепископ Амвросий в проповеди 18 декабря 1741 г., развив идеи знаменитой проповеди Феофана Прокоповича 1725 г. на смерть Петра. Изумляясь свершенному при Петре, он говорил: как возможно, «чтоб в единое время учреждать артикулы воинские, воевать без отдышки чрез несколько десятков лет, по различным странам и государствам путешествовать, заводить флот и притом все духовное и гражданское исправлять благосостояние, а все то делать с крайнею трудностию и почти с опасением самого живота своего дражайшего! О! воистину тут Петр крайнюю ревность к отечеству засвидетельствовал, когда, богом поспешествуемый, все то исправить возмог вместе и в едино время, что иные государства делали чрез многие веки. Когда он воевал, учил воевать воинство; когда учил воинство, устроял благополучие внутренняго гражданства; когда устроял благополучие гражданства и о духовном своем чине промышлять не оставил»⁵.

Во-вторых, уже в начале царствования Елизаветы оформляется крайне негативная оценка периода истории России от смерти Екатерины I (1727 г.) и до восшествия на престол Елизаветы (1741 г.). Эти 14 лет расценивались как время мрака, упадка страны. В проповеди 25 марта 1742 г. архимандрит Свияжского Богородицкого монастыря Дмитрий Сеченов говорил, что со смертью Петра и Екатерины «погребли и благоденствия наша; по смерти оных за беззакония и неправды наша наказа нас господь частыми переменами, а в таковых вредительных переменах, коликая претерпехом злая, в коликое было Россия пришла безобразие, воспомянути — болезнь утробу пронзает». Враги России «как прибрали все отечество наше в руки, коликий яд злобы на верных чад российских отрыгнули, коликое гонение на церковь христову и на благочестивую веру возставали, их была година и область темная, что хотели, то и делали». Амвросий в уже упомянутой проповеди вложил в уста Елизаветы, поднимавшей солдат на мятеж, такие слова: «Родители мои… трудились, заводили регулярство, нажили великое сокровище многими трудами, а ныне то растащено, сверх же того, еще и моего живота ищут. Но не столько мне себя жаль, как вседражайшего Отечества, которое, чужими головами управляемое, напрасно раззоряется, и людей столько неведомо за кого пропадает»⁶.

Так много внимания проповедям начала елизаветинского царствования уделено не случайно. В XVIII в. (как и раньше) амвон был трибуной, с которой решения властей доводились до самых широких масс населения, обязанного посещать церковь. Эта трибуна широко использовалась и для распространения и разъяснения официальных идей. Отсюда понятно огромное общественное значение проповедей. Произносимые нередко блестящими ораторами своего времени, они воспринимались как явления высокой словесности и могли произвести необычайно глубокое впечатление на паству, почти сплошь неграмотную.

В петровскую эпоху проповедь использовалась не только для традиционных религиозно-этических целей, но и для донесения идей царя-реформатора до народа. Тип проповеди на общественно- политическую тему благодаря таланту таких ораторов, как Ф. Прокопович, Г. Бужинский, Ф. Лопатинский, превратился тогда в весьма действенную форму популяризации преобразований. В 30-е годы XVIII в. проповеди на злобу дня не произносились. Жанр политической проповеди возродился лишь с приходом к власти Елизаветы и в первые годы ее царствования переживал невиданный расцвет. В первые три года правления Елизаветы зафиксировано около 120 проповедей на политические темы, что во много раз превышает число таких проповедей, произнесенных за другие годы. Наиболее яркие проповеди публиковались и затем расходились по стране⁷.

В проповедях 40-х годов дворцовый переворот 25 ноября

1741 г. изображался как гражданский и религиозный подвиг лично Елизаветы, которая как некий мессия, воодушевляемая провидением и образом великого отца, решилась «седящих в гнезде орла Российского нощных сов и нетопырей, мыслящих злое государству, прочь выпужать, коварных разорителей отечества связать, победить и наследие Петра Великого из рук чужих вырвать, и сынов Российских из неволи высвободить и до первого привесть благополучия…»⁸.

Идеи политических проповедей, обладающих способностью воздействовать на общественное сознание, перешли в литературу и искусство. Оды М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова были одновременно и явлениями литературной жизни того времени, и средством пропаганды. Свою лепту в пропаганду идей, обосновывавших концепцию «возрождения России ото сна», внес театр. В этом смысле примечателен пролог Я. Штеллина «Россия по печали паки обрадованная», поставленный перед оперой «Милосердие Титово» на празднике коронации Елизаветы. Либретто 1742 г. позволяет представить, как на сцене в то время воплощались идеи елизаветинской идеологической доктрины.

Раздвигался занавес, и зрители видели «запустелую страну, дикой лес и в разных местах отчасти начатое, но недовершенное, а отчасти развалившееся и разоренное строение». Аллегорию запустения страны в период правления Бирона дополнял образ Рутении, окруженной плачущими детьми и сетующей на свою несчастную судьбу, — символ России. Как отмечал современник, ария-плач Рутении под аккомпанемент лютни и флейты, а также вид несчастных детей произвели сильное впечатление на 4- тысячный зал; сама Елизавета не удержалась от слез. Однако Рутения успокаивает детей и «обнадеживает их тем, что Петр еще жив в лице своей дщери и что он России может скоро опять возвратить прежнюю ея славу… ежели кровию Великого Петра и истинною и законною наследницею Петровы времена паки