Я протянул ему косяк:
— Остынь, приятель.
К нам подошел испанец лет двадцати с небольшим, неправдоподобно красивый, взял Теренса за руку и произнес:
— Я Джеральдо.
— В смысле Джеральд?
—
Мне показалось, что он когда-то подавал мне кофе на Ки-стрит. Одет он был в черную шелковую рубашку и такие же штаны. На шее — тяжелая золотая цепь. Вот эту вещицу неплохо было бы стащить в ломбард, они бы там все в осадок выпали.
Джеральд протянул руку:
— Бар вон в том углу.
Теренс потопал прочь, бормоча:
— Увидимся позже, Тейлор.
Я повернулся к Кристен:
— А ведь он не назвал вас мамой.
Бармена я узнал: тот работал в одном из пабов. Он наклонился и прошептал:
— Я не голубой.
— Я что-нибудь сказал?
— Нет… но…
Он показал на несколько пар, которые уже потеряли всякий стыд.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы думали…
— Я думаю, нам стоит выпить.
— Понял… что желает леди?
— Виски со льдом. Две порции.
Бармен тут же выполнил заказ.
Теперь звучала «Хочешь к нам присоединиться?» Гэри Глиттера. Кирстен сообщила:
— Пусть только заиграет «Леди из деревни», и меня отсюда как ветром сдует.
Я засмеялся. Она сказала:
— Человек решил нарисовать мир. Шли годы. Он населял пространство изображениями провинций, королевств, гор, заливов, островов, комнат, приборов, звезд, лошадей и отдельных людей. Незадолго до смерти он обнаружил, что весь этот лабиринт линий не что иное, как морщины на его собственном лице.
Кирстен замолчала и залпом выпила виски. Совсем как докер. Я в последнее время повидал немало доков и потому заметил:
— Впечатляет.
— Это сказал Хорхе Луис Борхес… «El Hacedor».
— Вы бы прочли это Джеральдо.
— Да ладно, он слово «член» без ошибки не напишет.
Я вспомнил Джеффа и его цитату из Дилана и подивился, зачем люди запоминают такие странные вещи.
— И вы выучили этот отрывок наизусть. Зачем? — спросил я с недоумением.
— У меня не было выбора.
— Вы сейчас преподаете Борхеса?
Кирстен посмотрела на меня лениво и с прохладцей. Виски уже на нее подействовало, придав ее чувственности остроту.
— Да ладно, — проговорила она. — Вы уже делаете выводы. Ни о чем нельзя судить по внешним признакам. Мой муж, мой дорогой покойный муж повесил листок с этой цитатой над зеркалом в ванной комнате. Я полагаю, это застряло в памяти.
Зазвучала песня «Люди из деревни» под восторженные крики собравшихся. Кирстен сунула мне в руку пустой стакан и сказала:
— Я вас предупреждала.
И ушла.
Я пошел за ней. В коридоре кто-то схватил меня за руку. Терри, уже здорово обезвоженный. Он заорал:
— Какие игры ты затеял, Тейлор?
— Решил поставить ее лицом к лицу с обвинителем… может, признается.
— Ты настоящее дерьмо.
— Не без этого.
* * *
Кирстен быстрыми шагами шла к собору Августинцев. Очень пьяный бизнесмен раскачивался, держась за дверцу «БМВ», и во все горло распевал «Девушка из Голуэя».
В последний раз я слышал эту песню, когда Стив Эрл пел ее со сцены Городского зала. Парень подшофе нажимал на клаксон в такт песни: раз, бип, два, бип, ик.
Вроде того.
Он казался безоблачно счастливым.
Меня едва не перекрутило от зависти. Я сглотнул и крикнул:
— Кирстен… Господи.
Я нагнал ее в конце Баттермилк-лейн. Она сказала:
— Терри крикнул «шлюха», когда я уходила, и плюнул.
— Бог мой.
— Я посоветовала ему остыть, если он не хочет заработать инфаркт.
Кирстен остановила такси и посмотрела на меня:
— Поедете?
— Конечно.
Водитель такси поведал нам, почему народ отверг договор в Ницце, и закончил вопросом:
— Не можем же мы позволить Европе помыкать нами, верно?
Никто ему не ответил. Кирстен сказала таксисту, куда ехать, и он тут же пустился в обсуждение датчан. У дома Кирстен выскочила из машины, крикнув мне:
— Заплатите ему.
И скрылась в доме.
Пока я шарил по карманам в поисках денег, водитель оглядел дом и заметил:
— Неплохо устроился, приятель.
— Я здесь в прислугах.
Он подмигнул:
— Эти курсы по найму — сила.
И такси, взвизгнув шинами, сорвалось с места. Я вошел в дом. Кирстен нигде не видно. Сверху послышался крик:
