не поздно! Пока ваша душа окончательно не погублена!
– Оставьте вашу клерикальную пропаганду! – брезгливо поморщилась Обнорская. – «Не надо умножать несчастья», фи! И это говорит человек, без колебаний ударивший по голове женщину гаечным ключом!
– Чтобы избежать бед для невиновных! – выкрикнул Яго. – А она надела это ожерелье, впустив в себя дьявола!
– Замолчите! Клерикальный мракобес! – топнула ногой Обнорская. – Вы мне омерзительны. Как и всем присутствующим, я полагаю.
– Позволю с вами не согласиться, Анна Петровна! – заметил Тавров. – Мне сейчас почему-то больше омерзительна женщина, собирающаяся убить меня в течение ближайших суток, а вовсе не религиозный фанатик. Он хоть сам себя готов принести в жертву делу, которому служит. А вы других людей приносите в жертву своему честолюбию.
– Мне плевать на ваше мнение! – раздраженно сообщила Обнорская. – Я женщина, которая борется за любовь любимого человека! Вам, примитивным самцам, этого никогда не понять.
– Абсолютно с вами согласен, – заверил Тавров. – Тем более что у вас в руке пистолет, придающий вашим тезисам безусловную убедительность. Кстати, это не «ПСМ», случайно?
– Не знаю, – пожала плечами Обнорская. – Это пистолет моего отца, он получил его при увольнении в отставку. А тот «зауэр», что сейчас у Морозова, остался у меня на память о деде: это был его пистолет. Кстати, а вам не все равно, из какого пистолета получить пулю? Или есть какие-то особые пожелания?
– Разве что бокал коньяка и сигарету, – ответил Тавров. Ему действительно страшно захотелось махнуть граммов сто, а лучше сто пятьдесят коньяка, выкурить сигарету и тут же заснуть. И чтобы после пробуждения этот кошмар рассеялся.
– Я скажу Морозову, – пообещала Обнорская. – Чао, мальчики!
Обнорская поднялась по ступенькам, хлопнула дверь, и наступила тишина.
– Ну что, господа… – решил подвести итог Тавров. – Поздравляю вас! Мы попали, и, если верить госпоже Обнорской – а Анна Петровна обычно сдерживает обещания, – жить нам осталось не более суток.
– Хватит зубоскалить! – проворчал Яго. – Вы же бывший мент и частный детектив с гигантским опытом. Так посоветуйте, что делать! Поделитесь опытом!
– В таких случаях обычно единственный шанс – либо обмануть бдительность охранника, либо воздействовать на него психологически, – поделился Тавров.
– А это мысль! – оживился Яго. – Ведь после того, как нас ликвидируют, Морозов станет неудобным свидетелем. Надо ему это объяснить, если он не понимает!
– Вы считаете, что ему это можно объяснить? – усмехнулся Тавров. – Человеку можно объяснить только то, во что он сам инстинктивно готов поверить, но не решается, – и поэтому озвучить это должен кто-то другой. Если же человек свято верит в свою правоту, ему ничего невозможно объяснить, поверьте мне! Человек изобрел логику, но по жизни не в ладах с ней.
– Валерий Иванович! – вмешался Пургин. – Но ведь вы же должны были сказать своим друзьям из милиции, куда вы едете! Ведь верно? И если вы больше суток не выйдете на связь, они наверняка обеспокоятся!
– Все верно, Сергей Николаевич! – согласился Тавров. – Они обеспокоятся, обязательно обеспокоятся. Вот только я сделал глупость: никому не сказал, куда сорвался на ночь глядя.
– Ах, как это было глупо с вашей стороны! – с досадой воскликнул Пургин.
– Глупо было попасть сюда такому хитрому уголовному авторитету, как Мехти Мамедов, – заметил Тавров. – Я думал, господин Мамедов, вы отлеживаетесь в какой-нибудь малине. А вы здесь, в подвале, составляете компанию господину Пургину. Кстати, а откуда он здесь взялся? Ведь Пургина вы держали на каком-то складе, не так ли?
– Да, он содержался в надежном месте под охраной, – нехотя подтвердил Яго. – Только Морозов захватил меня врасплох и заставил привезти Пургина сюда. Я надеялся с помощью Пургина заполучить ожерелье. Да, был грех с нападением на Ольгу Пургину! Да! Но поймите: когда я увидел это проклятое ожерелье на шее моей соседки, я пришел в ужас! Она весьма легкомысленная особа, может очень многим вскружить голову и будет при этом уверена, что это ее природные чары, а вовсе не магия ожерелья! Она может вызвать много трагедий, даже не отдавая себе в этом отчет. Вот я и воспользовался случаем!
– А зачем вы хотели подставить Пургина? – укоризненно спросил Тавров. – Вы собирались убить Ольгу Алексеевну, которою он так любил, и еще сделать его виновным в этом убийстве. Такой крайний цинизм, возможно, и типичен для субъектов типа Мехти Мамедова, но абсолютно не вяжется с обликом служителя церкви. Так вошли в роль?
– Мне надо было отвести подозрения от себя хотя бы на то время, пока я не переправлю ожерелье в надежное место, – пояснил Яго. – Побег из Бутырки я готовил заранее. Неужели вы думаете, что такой побег можно подготовить за пару недель, прошедших от ареста Пургина до дня побега? Я уехал бы в Аргентину, а в прокуратуру России отправил бы подробное признание и свидетельства невиновности Пургина. Почему вы мне не верите?
– Успокойтесь! Не нервничайте, святой отец, – успокоил его Тавров. Надеюсь, что и настоящего Мехти Мамедова, чьими документами и биографией вы воспользовались, вы переправили за границу, а не в ближайший овраг?
– Когда мне понадобилось продолжить расследование в России, я приехал сюда для работы в католической организации. Но такое положение не давало мне свободы маневров. Я случайно узнал, что уголовный авторитет из азербайджанцев ищет возможность раствориться где-нибудь за пределами России. Он выехал в Испанию, где мы с ним обменялись документами. После этого я приехал в Москву как Мехти Мамедов.
– Кстати, господин Пургин! – обратился Тавров к Пургину. – А каким образом ожерелье оказалось у вас?
– Один крупный российский бизнесмен передал мне его для исследований. Он хотел выяснить происхождение ожерелья и убедиться в его подлинности. Пока я этим занимался, бизнесмен погиб.
Пургин замолчал, потом добавил виноватым голосом:
– Я знал, что должен отдать ожерелье наследникам погибшего, но… не мог! Не знаю, почему! Вначале занимался его историей, затем сделал подарок жене. Я никогда не дарил ей золотых украшений: я никогда не имел достаточных для этого доходов. Если бы я только мог догадываться, чем это закончится!
– Позвольте! – удивился Тавров. – Но ведь это вашу тетрадь я нашел в тайнике, не так ли? Вы же там излагаете историю появления ожерелья: Ур Атон, Клеопатра и так далее… Или это не вы писали?
– Я! – признался Пургин. – Но… я сам не верил в истинность этого, понимаете? Я все это видел во сне! Просто видел сны, в которых со мной беседовала сама Клеопатра, и записывал их. Кто же поверит в такое?! Я думал, что это сюжет для исторического романа, только и всего!
– Все с вами ясно, – погрустнел Тавров. – И последний вопрос: этот подвал строили вы?
– Да! – подтвердил Пургин.
– А вы не догадались предусмотреть тут потайной выход?
– Разумеется, нет! – вздохнул Пургин. – Это бетонная коробка со стенами двадцать сантиметров толщиной и десятисантиметровой цементной стяжкой. Если бы у нас были свободны руки, то можно было бы попробовать проковырять стяжку подручными средствами и пройти под стеной. Но за сутки мы с этим не справимся.
Воцарилось молчание.
На Таврова вдруг напало полное оцепенение: видимо, сказывались усталость и нервное напряжение. Он привалился головой к деревянному стеллажу и закрыл глаза. Ему показалось, что он закрыл их только на минутку. Когда он снова открыл глаза, перед ним стоял человек. Тавров вначале не понял, кто это. А когда понял, очень удивился: вот уж кого он совершенно не ожидал увидеть в последние сутки своей жизни!
Глава 15
– Доброй ночи, Валерий Иванович! – послышался голос. – Не ожидали меня увидеть?
