– Хорошо, будем считать, что мы заключили сделку, – ответил он наконец. – Да, я купил картину для Варежко. Честно купил, без всякой уголовщины. Деньги он переводил на мой банковский счет, так что тут все легально. О каком убийстве вы там говорили? Неужели убили Кайтелер?
– Нет, пока что только ее подругу. Но человек, чью фотографию я вам показывал, причастен к этому убийству. И он связан с Варежко. Тут весьма густой клубок образуется, и не в ваших интересах оказаться запутанным в этот клубок. Поэтому прошу на мои вопросы отвечать предельно искренне. От кого вы узнали о картине и почему она привлекла внимание ваше и Варежко?
– От Варежко и узнал. Со мной связался один мой коллега и попросил провести экспертизу для клиента, а также оказать посреднические услуги. Я часто этим занимаюсь, никакого криминала. Я встретился с Варежко, он дал мне домашний телефон Кайтелер и объяснил, что у нее находится уникальная картина. Он предложил мне… э-э… неплохие деньги за проведение экспертизы и посреднические услуги.
– Вы встречались с Варежко у него дома? Или в московском офисе?
– Нет, – отрицательно качнул головой Введенский. – Он прилетел тогда в Санкт-Петербург, и я встречался с ним в гостинице «Марко Поло», в его номере.
– Кайтелер сразу согласилась продать картину?
– Я предварительно навел справки и узнал, что ей нужны деньги для покупки квартиры. Картина для нее – фамильная ценность, такое продают только в случае крайней нужды. Я объяснил ей ситуацию, осмотрел картину.
– И кто ее писал?
– Автор, увы, неизвестен, – со вздохом сожаления сообщил Введенский. – Вообще, картина просто уникальная! Уникальны материалы, использованные при ее создании: китайский шелк и японские краски. Такие иногда применялись венецианскими художниками, но гораздо позднее, в шестнадцатом-семнадцатом веках. Например, такими картинами на шелке украшена церковь Богородицы на Скале возле черногорского города Пераст. Но картина Кайтелер написана в явной византийской манере. Кроме того, она никогда не реставрировалась, на ней был многовековой слой грязи, и только уникальные стойкие материалы позволили легко очистить ее от наслоений. После тщательных исследований я датировал картину XIII веком.
– И она действительно стоит те четыреста тысяч долларов, которые вы истратили на Кайтелер?
– Она стоит гораздо больше, – ответил Введенский. – С научной точки зрения она бесценна. Я думаю, Варежко сделал хорошее вложение капитала.
– А что вы скажете о сюжете? – спросил Тавров.
– Это абсолютная загадка! – взволнованно воскликнул Введенский. – Я назвал сюжет условно «Серебряный Ангел» и пытался найти хоть какие-то следы, упоминания… Бесполезно! Видимо, это какая-то местная или христианская апокрифическая легенда, ныне забытая.
– Ну, краски и шелк… это понятно, – задумчиво произнес Тавров. – Но мне не совсем ясно, на чем вы основываете датировку: XIII век, Византия… Разве не мог кто-нибудь написать ее в подражание и гораздо позже?
– Если я что-либо утверждаю, то имею для этого основания, – с достоинством заметил Введенский. – Мне удалось разыскать источник, описывающий восстановление Константинополя после изгнания крестоносцев в 1261 году. Неизвестный автор сообщает, что в недостроенном в связи с захватом и варварским разорением Константинополя храме Паммакаристи в честь освобождения от латинян водворена икона «с образом архангела Михаила в серебряных одеждах». Источник добавляет, что икона была написана еще до вторжения крестоносцев, специально для строящегося храма. Я уверен, что речь шла именно об этой картине!
– Ну, что вам удалось выяснить, Валерий Иванович? – поинтересовалась Кайтелер. Она в компании Кудасова и Таврова ужинала на кухне пельменями и овощным салатом.
– С картиной вы продешевили, милочка, – поддел ее Тавров. – Введенский датировал ее XIII веком и убежден в ее уникальности.
– Я почувствовала себя спокойнее, когда от нее избавилась, – равнодушно отозвалась Кайтелер. – Мне очень не нравился этот дяденька с серебряными крыльями: от него веяло чем-то безнадежным. И мне очень нужно было выкупить квартиру и расплатиться с дядиными долгами. Вы лучше расскажите: как там дела с расследованием убийства Кати?
– А никак, – пожал плечами Тавров.
– Вы обратили внимание на то, как она умерла? – спросила Кайтелер.
– Страшно она умерла, – мрачно ответил Тавров.
– А вам не кажется, что тема разговора не совсем застольная? – вмешался Кудасов.
– Ты уже поел, – отшила его Кайтелер. – Лучше чай завари, вон, уж чайник закипел. Валерий Иванович, вы не обратили внимание на одну странность? Убийца тщательно залил пол перекисью водорода. Быстро и равномерно это можно сделать только распылителем. Он пришел к Кате с распылителем, полным перекиси водорода! Использовали перекись явно в небольшой концентрации, порядка 3–5 %, то есть такой, которую продают в аптеках. Если бы концентрация была выше, то цветные вещи, на которые она попала, обесцветились бы, например коврик возле дивана. Но этого не произошло. Теперь вопрос: сколько трехпроцентной перекиси водорода надо распылить на пол комнаты площадью восемнадцать квадратных метров, чтобы уничтожить следы крови?
– Немало, – согласился Тавров.
– Верно, – подтвердила Кайтелер. – А если точнее, то не менее пятисот миллилитров на квадратный метр! То есть девять-десять литров. Прикинули, какой это объем? Два пятилитровых пластиковых баллона из-под питьевой воды. И для чего понадобилось тащить такую тяжесть, идя в гости к девушке?
– Ему надо было уничтожить кровь на полу.
– Это понятно! Для чего?
– Чтобы уничтожить свои следы.
– А зачем?! Трудно ли на выходе просто переодеться в чистую обувь, а грязную выбросить по дороге? Ну, узнал бы следователь, что убийца носит обувь сорок третьего размера, – и что? Вон, Влад тоже носит сорок третий размер… Нет, Валерий Иванович! Убийца действительно хотел уничтожить следы крови на полу: но не крови Кати Барсуковой!
– А чьей же тогда, если не ее? – спросил сбитый с толку Тавров.
– Например, голубя, – ответила Кайтелер.
– Какого голубя?! – рассердился Тавров. – Что вы мне голову морочите?! В квартире Барсуковой не нашли никаких голубей!
– Спокойнее, Валерий Иванович, – призвала его Кайтелер к порядку. – Внимательно следите за движением моей мысли. Когда Катю обнаружили, она была полностью обнажена. Однако вся ее одежда висела в шкафу. Меня попросили проверить ее вещи, и они все оказались на месте, за исключением белой льняной ночной рубашки. Куда делась рубашка? Очевидно, что ее унес убийца!
– Допустим, – согласился Тавров. – И что из этого следует?
– Следует то, что рубашка была на Кате. Не странно ли – оказаться в простой льняной ночнушке перед мужчиной? У нее было белье и поэротичнее! Ответ прост: она надела ее не для секса, а для проведения некоего ритуала.
– Какого ритуала? О чем вы говорите?!
– Терпение, Валерий Иванович! Я объясню это немного позже. Далее: на руке у нее было вот это кольцо. Мне его передал следователь… на память о Кате, поскольку кольцо так и не приобщили к делу. Посмотрите!
Кайтелер достала из косметички и положила на стол кольцо. Серебристого цвета, толстоватое для дамского украшения, с камнем темно-синего цвета.
– Странное украшение для девичьей руки, – заметил Кудасов. – Ладно было бы старинным, так ведь явно новодел, причем довольно топорный. И стекляшка мелковата для такого массивного кольца.
– Это ритуальное кольцо, – пояснила Кайтелер. – И это не стекляшка, а сапфир. Под ним в кольце – пустота, заполненная магическим составом.
– Что за состав? – деловито осведомился Кудасов.
– Травки разные: селенотроп, очиток едкий. А еще кожа кошки и крота, перья совы и удода.
