«Птичье молоко», я и встретил ее, свободную, веселую, нарядную радость мою, 29-ти лет мадонну с распущенными до пояса волосами, в джинсах «Рэнглер» (новых), с ярко окрашенным чувственным ртом, теплой чистой кожей, объемно-компактной задницей и – с чем там еще, с чем? С тонкой синей жилкой, пульсирующей (трассирующей) на ее лебединой загорелой шее. Расцеловать бы ее, расцеловать, граждане, за один только ее этот «пульсик».
Я так и сделал. Когда все присутствующие порядком опьянели, мы с ней заперлись в ванной комнате, разделись догола и встали под падающие на нас сверху струи и потоки горячей воды (исцеляющей влаги).
Вот и весь мой «рассказ». Она служит пианисткой в скромном вокально-инструментальном ансамбле, скромном не от скудости талантов и известности, а от чистоты соблюдаемых музыкальных традиций, нежелания впадать в дешевый, так называемый «современный» стиль. Они исполняют музыку Баха, Генделя, Бетховена и революционные песни.
А как-то раз, до нашей женитьбы, я провожал ее на гастроли в областной сибирский город Г.25. Мы стояли на перроне вокзала и беседовали о любви. Из окошек вагона жадно глядели на сцену нашего прощания лбы-музыканты и, скучая, развязно переговаривались друг с другом. Скрывая, по-видимому, за напускным цинизмом нежные и ранимые души.
– Ты будешь меня ждать? – вдруг спросил я.
Она в ответ тихо засмеялась, высвобождаясь из моих чересчур откровенных объятий. А тихий, колдовской, переливчатый женский смех – это мерзость, мерзость, мерзость, говорю я вам.
– Ведь это я уезжаю, а ты остаешься, – мягко поправила она меня.
– Да, – пробормотал я, косясь на здоровенные волосатые кулаки ее коллег, которыми они шутя тузили друг друга.
– Да, – пробормотал я.
И мгновенно решил, что – ВСЕ! Хватит! Точка! Хватит пахнуть потом, табаком и мочой! Хватит терять мир и стареть! Надо дождаться ее и жениться на ней!
Сильно взволнованный, я в тот же вечер отправился на Сретенку и там, в шестиметровой комнате коммунальной квартиры, с клопиными отложениями на свисающих драных обоях и с отсутствием горячей воды, я трахнул на рассохшемся диване (под пьяные коридорные крики и мушиное шелестение репродуктора) одну мою давнюю хорошую знакомую, отчего через неделю у меня обнаружились лобковые вши. Я был вынужден обрить пораженные вшами места и втереть в бритую кожу серно-ртутную мазь, отчего имевшиеся при начале заболевания зуд и жжение сразу же и навсегда прекратились.
А по ее возвращении с гастролей мы тут же подали заявление в ЗАГС, и я тут же переехал жить к ней, в ее роскошную сорокадвухметровую комнату в чистой и богатой коммунальной квартире на улице маршала ИПСМ26. Поначалу она сильно удивлялась, зачем это я ОБРИЛСЯ, хоть я и уверял ее, что ВСЕ теперь так делают, что это теперь делается буквально ВСЕМИ из санитарно-гигиенических соображений. Она поудивлялась-поудивлялась на диковинку, а потом – то ли волосы отросли, то ли еще что случилось, но в общем, когда мы с ней расстались, то расстались мы с ней совсем по другому поводу, а вовсе не из-за каких-то там бритых волос.
СОВОКУПНОСТЬ ВСЕХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
УКОКОШЕННЫЙ КИШ
Что за замечательные часы подарил мне к моему двадцатитрехлетию мой друг Ромаша. Они настолько замечательные часы, что я их смело вставляю в этот рассказ.
Вот они. Позолоченные и походят на золотые, они показывают день, час, минуту и секунду. Они называются «Восход», а на тыльной стороне имеют гравировку. И знаете, что там выгравировано? Не знаете и не узнаете никогда, потому что я этого никогда не расскажу, а также потому, что эти часы с меня недавно сняли.
И вот надо же – такие замечательные часы с меня недавно сняли. Сняли начисто, а сейчас еще хотят с работы, что ли, увольнять. Не знаю. А впрочем, не буду забегать вперед, читайте сами, как было дело.
По служебным надобностям я, пока еще совсем почти еще молодой специалист, закончивший Московский геологоразведочный институт им. С. Орджоникидзе, попал путешествовать в промышленные города и поселки заполярной тундры и лесотундры Кольского полуострова со своим начальником.
И попал я в город, который назову условной буквой X, чтобы его никто не узнал.
Прекрасен город X!
Он славен своими никелевыми рудниками! До сих пор вспоминаю его с большим удовольствием! Что за дивный город вырос в заполярной тундре Кольского полуострова! Его надо было бы тоже назвать Дивногорском! Пускай бы было в Советском Союзе два Дивногорска! Разве это плохо?!
Дома с башенками, дома строгих и нестрогих линий, с выдумкой, изюминкой и прочим всем. Архитектурно-стилевое единство города проявляется в каждом его доме, улице и кирпиче. Фонтаны есть. Статуя оленя. Вот какой город город X!
Впрочем, нам с начальником довольно некогда было любоваться архитектурно-мемориальными красотами заполярного красавца. Мы приехали по важнейшей служебной надобности и весь день просиживали в приемных различных начальников, а также были на заседании, где рассматривали какие-то чертежи, развешенные на стене.
После окончания дня мы отправлялись прямо в двухместный номер гостиницы горкоммунхоза и там от усталости буквально падали с начальником с ног в свои деревянные кровати и засыпали там до утра сном много и хорошо поработавших мужчин.
Лишь изредка у меня, как у более молодого товарища, доставало сил выйти из гостиницы и посетить кино, кафе, ресторан «Белые ночи» или клуб.
– Ага. Вот оно в чем. Здесь начинается, – мог бы смекнуть более сведущий в житейских делах человек, чем вы, читатель. И он бы оказался совершенно прав.
Дело в том, что действительно вот и в тот печальный моей жизни день, когда с меня сняли часы, я решил было пойти посмотреть в клубе Дом металлурга новый югославский фильм, как позднее выяснилось – детектив под названием «Главная улика».
Звал я с собой, конечно, с уважением и начальника. А он взял да и отказался.
– Ты иди, – говорит, – ты – молодой. Посмотришь.
А я вижу, что он уже сейчас заснет, и говорю:
– Ну, я пошел.
Он же глаз раскрыл и мне очень ласково:
– Иди, иди. Ты – молодой, а я это кино уже видел. Там одна баба вроде бы кого-то убила, а может быть, и нет. В общем – придешь расскажешь.
И точно – баба. Актерка.
Убила, падла, молодого прекрасного замечательного певца популярных песен, который, несмотря на молодость, погряз в разврате и картежной игре, а также пожертвовал СЕМЬ миллионов ихних югославских денег на землетрясение и его жертвы. Сам был из бедной семьи.
У него девки по квартире голые ходили, он машину спортивный «фиат» в карты проиграл, дочку швейцара довел до аборта, у друга украл и пел шлягерпесню, которую тот в свою очередь переделал с Грига «Песня Сольвейг».
Ну это я опять, как везде говорится, забежал вперед. Что это меня все вперед тянет, когда нужно все по порядку.
Вот. Пришел я в кино в клуб Дом металлурга, где я никого не знаю. Встал в фойе тихонько к
