заимствование! Это помощь страждущему, неумолимо погибающему в забытье от голода и отсутствия участия в его невыносимо жестокой судьбе! Это необходимый глоток холодной и чистой воды для умирающего, среди раскаленных песков человека! Вы не крадете, мой друг! Вы берете на краткое время, совершая акт милосердия! Свершаете благородный поступок. Подвиг, можно смело сказать».
Ворант почувствовал как снова, как каждый раз, при этих, жгущих душу бесчестьем воспоминаниях, у него вспыхнуло от стыда лицо.
«Проклятье! Как он смог поддастся на столь явно лживые речи? Воистину, без руки Великого Лжеца здесь не обошлось. Это он, Отец Лжи и создатель всех пороков, окутал его разум неощутимым туманом слепого доверия!»
Но план, следует отдать должное его автору, был хорош. Легковесно изящен, своей нечеловечески расчетливой подлостью и знанием всех низких качеств человеческой души.
Коварный костяк заставил Воранта дать устную характеристику всем слугам в Мертвом дворе и безошибочно указал на толстяка Лапаса, как на самого жадного до денег и лукавого, порочного мыслями, человека. Убедил, что именно его надо будет постоянно брать с собой в библиотеку и хранилище артефактов Мертвого двора, обговаривая это тем, что у самого мага болит обожженная во время работы рука. И заставил Воранта действительно облить руку кислотой — якобы при неловком движении спала плохо закрепленная крышка с бутыли.
«Даже самая малейшая деталь должна быть учтена и достоверна при проверке!»
Ворант тогда буквально смотрел ему в рот. Как будто получал, адресованное лично ему, откровение от посланника Небесных Защитников. Но, ведь действительно, все тогда выглядело и воспринималось Ворантом так, что не вызывало ни малейших подозрений в обмане и подлоге. Как он был слеп и податлив к внушению этого мирского воплощения Отца Лжи! Ворант лгал себе. Но кто из нас признает, что сам жаждал быть обманутым? Тем более признать добровольно, без принуждения? Что планы, приведшие в конечном итоге, к потери честного имени одного из планирующих, разрабатывались совместно? И вина за произошедшее, лежит на всех поровну? А на Воранте даже большая часть? Ведь скелет лишь предлагал, а осуществлял все сам маг. Да никто не признает. Каждый будет стараться обвинить в случившемся другого, а с себя снять всю вину полностью. Хотя бы в мыслях и только перед самим собой.
Ворант с обмотанной рукой, морщась от настоящей, неподдельной боли при каждом неловком движении, в сопровождении Лапаса курсировал между библиотекой, хранилищем, лабораториями, складом и своей кельей. Брал книги и артефакты. Сидя за столом в библиотеке, старательно делал выписки из особых, прикованных стальными цепями к стенам, книг подучетных Службе Надзирающих, на глазах у внимательно следящего за ним главного библиотекаря. Ставил размашистую подпись под перечнем предметов взятых на вынос из хранилища.
В общем, изображал из себя чрезвычайно поглощенного опытами, исследованиями и экспериментами, соискателя премии казначейства. Коротко, сквозь, зубы с надменным выражением лица, при случайном разговоре, намекнул коллегам, тоже младшим магам, о некоторых, якобы достигнутых им успехах и вероятно возможном получении дворянской приставки к имени. Делая все и говоря в присутствии тени по имени Лаплас. А потом, когда костяк решил, что настало время, украл артефакты, а один из них подложил в кожаный кошель, врученный в награду за услуги Лапласу. В кошеле, помимо артефакта, находилась немаленькая сумма в десять серебряных лауриев. На вопрос, зачем так много, это зловонное дыхание Отца Лжи ответил Воранту:
«Допустим, он не промолчит и побежит докладывать господину коменданту Мертвого двора, что нашел в кошеле артефакт. Одновременно ему придется упомянуть о деньгах. Ну, или его заставят упомянуть. Как ты думаешь, ему поверят, что там, в кошеле, в награду за плевую работу было десять полновесных серебряков? И как ты считаешь, ему их оставят? Очень сомневаюсь. А это, наш лукавый толстячок, будет учитывать обязательно, делая выбор между страхом разоблачения и своей жадностью. И понадеется на благосклонность Всеблагих Небесных Защитников. Даже свечу им купит за пару медяков».
Ворант тогда промолчал, не зная, какие аргументы противопоставить этому утверждению.
Так и вышло. Кражу артефактов быстро обнаружили, на Воранта не упало ни малейший тени подозрения, потому что при первом же допросе в подвалах двора, плачущий кровавыми слезами и не могущими их утереть из-за отсутствия отрубленных рук, толстяк Лаплас раскололся и указал, где он спрятал артефакт. И про пожертвования на свечи для Всеблагих рассказал. Его непомерная жадность возобладала над разумом и чувством опасения за собственную шкуру.
Потом он умер под пытками, так как не смог указать, где спрятал остальные артефакты, в краже которых также подозревался. Он ведь и в самом деле этого не знал. Но никто ему не поверил. А местный палач, мастер Слез, саур Фоллаунт получил взыскание за отсутствие результатов при допросах.
Воранту, после его клятвы на книге Свода Заповедей Небесных Защитников — «Молодой человек, надеюсь вы понимаете, что это просто вынужденная формальность?» — в своей непричастности к краже, маг асс`Торадо слегка попенял на выбор недостойного помощника. Ненавязчиво поинтересовался его успехами в области работ по удешевлению «Ветра боя». И вновь намекнул о ненужности уточнения, кто именно изобрел артефакт — маяк и пожелал успехов в его предстоящем путешествии по герцогству за знаниями.
Но пока они не свернули в лес, Ворант постоянно вздрагивал от приближающегося звука копыт и выискивал вдали, за своей спиной, тревожным взглядом, яркие флажки на пиках стражи Мертвого двора.
Лес постепенно смыкался над их головами тяжелыми зелеными лапами гигантских елей, не пуская лучи закатного солнца в свои владения. Пора было искать место ночлега.
Подходящая поляна нашлась через пол лиги езды по дороге. Ворант, не спрашивая мнения идущего сзади костяка, громко скомандовал:
— Встаем на ночлег!
Костяк, по-прежнему молча, свернул на поляну вслед за кобылой мага. Прислонил к стволу дерева щит, что так и нес на руке. Снял глухой шлем. Покачал, примериваясь, в руке шестопер — Ворант вздрогнул — шагнул в заросли, замахиваясь на сухой ствол упавшего дерева.
Когда костер весело трещал хворостом, выстреливая в потемневшее небо яркими искрами, а в котелке бурлила похлебка, костяк присел на корточки, напротив мага уставившись тому в глаза своими пустыми глазницами, с тускло пылающими зеленными огнями в глубине черепа. Над поляной зашелестел мертвый голос:
— Что случилось, друг мой? Что всю дорогу вас тревожило, что вы были столь непочтительны ко мне? Я хочу об этом знать и требую от вас ответа.
— Ответа? О да! Конечно же, высокородный господин о`Паллиани, конечно! Ответ вот!
Ворант вытянул руку, со сложенными в некую сложную фигуру пальцами, по направлении к костяку, и громко выкрикнул прямо в скалящийся напротив череп:
— Оккарсис сат оккар!
Опалина на мгновение охватило чувство непреодолимой скованности, колючие плети обвили каждую кость его скелета и он ощутил, как в черепе гулко, зло запульсировал инородный предмет. Он вдруг понял, что больше не принадлежит себе. Чуждая воля оплела стальными щупальцами его костяк, полностью подчиняя сидящему напротив него и зло улыбающемуся магу. Замерев на несколько мгновений, постигая и осмысливая свое нынешние состояние, Владимир Анатольевич глухо поинтересовался у Воранта:
— Почему и зачем?
— Зачем? Высокородный лорд, изволит узнать почему и зачем?
Маг громко, торжествующе и облегченно рассмеялся, явно сбрасывая напряжение, сковывающее его в течение всего дня.
— Затем, червь, что лучшая участь для смерда — это участь раба. Моего раба! Жалкий обманщик! Член высокой ложи! Повелитель! Высокородный господин! Всеблагие защитники! Как я мог быть таким слепцом! Как я позволил себя обмануть жалкому, низкого и подлого происхождения человеку! О, нет! Это не просто обман! Это Глубинное Зло говорило твоими устами!
