moi, я плохо спал нынче.
— Помилуйте! — взмолился Павел Петрович. — Где же в ваших словах логика? Как назвать такое постановление, о котором вы не способны сказать решительно, отрицаете вы его или же с ним соглашаетесь?
— Назовите его бездоказательным, но не лишенным вероятности, — посоветовал Базаров. — А логика, между прочим, должна быть не в словах, а в голове. И самая эта логика как раз сейчас мне говорит: планета — она, может, и вращается, только мне-то какая от этого польза?
— Да, — с готовностью подхватил Аркадий. — Никакой пользы!
Павел Петрович в задумчивости постучал ногтем указательного пальца по краю чашки с давно остывшим чаем.
— Стало быть, если я правильно понял вас, господа, вы готовы принять сие утверждение хотя бы, так сказать, в виде предположения.
— Предположим, — сказал Евгений, скептически изогнув уголки губ.
— Что ж, спасибо и на этом! — жеманно поблагодарил Павел Петрович, едва заметным движением головы обозначив намерение кивнуть. Его брат смотрел на него со все возрастающей тревогою.
— В таком случае ответьте мне, милостивые государи, на такой вопрос, — Павел Петрович возвысил голос, — куда в тот момент, когда мир наш переворачивается, так сказать, вверх ногами, — куда в это время деваются рыбы?
— Какие рыбы?! — изумленно спросил Николай Петрович. Снедавшее его весь последний месяц беспокойство о здоровье брата нахлынуло вновь.
— В самом деле, дядюшка, какие еще рыбы? — полюбопытствовал Аркадий.
— А такие, — отвечал дядя, — на которых покоится весь наш мир. Три рыбины из породы китов.
— Эге-ге! — рассмеялся Базаров. — И охота вам было рыться в этаких древних суевериях? Верно, теперь ни один мужик из хозяйства вашего брата, из породы вольноотпущенных, самых испитых, таким образом уже не думает.
Николай Петрович несколько раз провел указательным и большим пальцами от переносицы к вискам и обратно, то разглаживая, то встопорщивая брови.
— Как же так? — недоумевал он. — Какие рыбы? Когда?..
— Постой, братец! — вежливо, но решительно остановил его Павел Петрович. — Это пусть господа нигилисты скажут мне! Возможно, я заблуждаюсь, когда говорю так, но намедни я вычитал в одном учебнике — заметь, немецкого автора, — что, дословно, «планета наша Земля суть круглая есть».
— Ну! — воскликнул Аркадий.
— Круглая, — повторил Павел Петрович, холодно глядя на племянника, — а не, к примеру, подобная шару. Что никоим образом не мешает ей покоиться на трех рыбинах. Так думаю я, и вы, господа, буде у вас возникнет такое намерение, вольны попытаться меня опровергнуть.
Павел Петрович с неприкрытым вызовом заглянул в глаза Базарову.
— Была бы нужда опровергать, — невозмутимо промолвил он и двумя пальцами подцепил с блюда большое зеленое яблоко. Из всех сидящих за столом лишь он один не забывал о еде; занимательный, а в чем- то даже и опасный разговор с Кирсановым не убавил его аппетита. — Ну, если вам так уж хочется, извольте! Земля есть шар, говорю я. Вот как примерно это самое яблоко.
— Уверены?
— Да.
— Да? — Павел Петрович саркастически усмехнулся. — И, позвольте спросить, на чем зиждется ваша уверенность?
— Да уж, не сомневайтесь, не на трех рыбах! — вставил свое слово Аркадий.
— Смейтесь сколько угодно, только я в свой черед говорю вам: все это ложь и суеверия! Попробуйте пожить на яблоке, которое к тому ж еще и вращается без остановки!
— А не кажется ли вам, что мы с вами поменялись местами? — спросил Павла Петровича Евгений. — Теперь уже мы беремся утверждать, а вы нас вроде бы отрицаете. Слышишь, Аркадий, нашего полку прибыло!
— Добро пожаловать, дядя, в наши ряды, — шутливо поприветствовал Аркадий. — Вот и вы стали записной нигилист!
Павел Петрович поморщился, как если бы услышал вдруг какой-то неприятный для слуха звук.
— Погодите причислять меня в свои ряды, — сказал он. — Сначала опровергните.
Базаров откусил от яблока и проговорил невнятно:
— Порыв хорош. Только точку приложения вы выбрали не ту. Положение о том, что Земля — шар, трудно подвергнуть сомнению. Это не то же самое, что оспорить ваше утверждение про взаимообращение Солнца и планет.
— И в чем разница?
— В том, что о шарообразном строении Земли я имею ясные доказательства.
— Каковы ваши доказательства? — со строгостию потребовал Павел Петрович.
— Да вот хоть кругосветные путешествия, в которые не раз отправлялись мореплаватели.
— Моряки? — Павел Петрович пренебрежительно наморщил губы. — Вы не доверяете на слово таким признанным авторитетам, как Кеплер и Коперник, зато верите без оглядки этим грубым, необразованным мужланам? Помилуйте, это просто смешно! Мало ли каких побасенок они напридумывают за долгие месяцы плавания? К тому же точно ли вы уверены, что кругосветное путешествие есть именно то, что вы под ним разумеете? А разве плавание по краю моей, плоской и круглой, Земли не в большей степени заслуживает подобного именования?
— Вы, я вижу, всерьез настроились на драку! — с одобрительным оттенком заметил Базаров. — Ладно, я тоже не прочь… Как вам придется такое доказательство: если, положим, с морского прибрежья смотреть, как какой-нибудь корабль выплывает из-за горизонта, то легко заметить, что сначала над морем показываются верхушки мачт, за ними паруса и только потом весь корабль. Эту картину я не раз наблюдал своими глазами, которым я доверяю больше, чем вашим «признанным авторитетам».
— И что же эта картина доказывает? — насмешливо осведомился Павел Петрович. Могу предложить такую трактовку. Воздух над морем из-за соляных испарений загустевает и собирается в этакую оптическую линзу, отчего наблюдателю со стороны далекий корабль видится в сильно преломленном изображении. Ну- с, что скажете? — спросил он и тут же, не дав собеседнику времени для ответа, прибавил: — К тому же вы снова свели разговор к морякам. А знаете вы, что моряки почитают превыше сочинительства побасенок всевозможные розыгрыши? Так чего же им стоит проделать в палубе отверстие, спустить мачту в трюм, а потом по мере приближения к берегу потихоньку ее вытягивать, чтоб только сбить с толку разных доверчивых простаков! Вот вам, пожалуйста, готовые два объяснения, — и никакого искривления земной поверхности! — он победно обозрел притихших слушателей, снова сосредоточился на Базарове. — И так же точно, будьте уверены, я поступлю с любым вашим «доказательством», которое ущербно уже по своей сути, поскольку тщится доказать недоказуемое!
Базаров задумчиво проводил рукою по левой щеке, как будто пытался разгладить завитки бакенбарда, и, потупившись, скользнул взглядом по вышитым на скатерти цветам, пожалуй, не замечая их. Пару раз он поднимал глаза на Павла Петровича и словно бы порывался что-то сказать, но только досадливо кривил губы и снова отводил взгляд. Павел Петрович ничем не торопил его, он получал наслаждение от одного вида поверженного противника, оказавшегося бессильным что-нибудь ему возразить.
Наконец Евгений промолвил:
— Ладно, считайте пока, что победили меня. Только не забывайте: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вы верно рассчитали, у меня нет сейчас неопровержимых доказательств. Но я их еще найду!
— Где же?
— Не знаю пока. Но найду. Знаете что: я давал вам два дня на раздумье, дайте и вы мне.
С этими словами Евгений Базаров порывисто встал из-за стола и удалился.
— Желаю успехов! — с иронией произнес ему вслед Павел Петрович и уже после его ухода присовокупил вполголоса: — В этом безуспешном начинании…
Опасливо заглянувшая в комнату Фенечка нерешительно спросила, не нужно ли заново разогреть
