Николай отстранил ее, держа за плечи, но она странно свесила голову. Не сразу он рассмотрел, что бордовое платье на груди намного темнее по цвету, чем остальная ткань. Когда же разглядел, осторожно прислонил ее к стене и сказал, придерживая ее голову:
– Потерпи. Совсем немного потерпи... Зачем стреляла, дура? Я б сам с ним разобрался.
– Пулю вынут, я знаю... – улыбнулась она, а голос ее звучал тише и тише, из глаз выкатилось по слезе, очевидно, от боли. – Какое счастье быть твоей женщиной... Только не бросай меня, не смогу без тебя... Я так любила тебя... И стреляла... потому... что...
Улыбка дрогнула и растаяла. Глаза Сонетки остановились, как, впрочем, остановилось и время для нее. Николай прижал ее к груди, ощущая тепло...
Выстрелы прекратились, вскоре распахнулась дверь, но не сразу вошли Губин и два человека в милицейской форме. Осмотрев трупы, Губин отдал приказ сначала погрузить в машину тех, кто во дворе. Милиционеры ушли.
– Жива? – спросил Губин.
– Нет. Мадера застрелила, – сказал Николай, потом указал подбородком на распластанное тело. – Он убил Пахомова. Это Самбек. Мадера ходила с ним. Кто еще участвовал в убийстве, не успел узнать.
Губин подошел к нему, двумя пальцами забрал пистолет, который Николай сжимал в руке, стал заворачивать в носовой платок. Зашевелился тот, кого вырубил Фургон, Губин мгновенно развернулся, выбросил руку вперед и застрелил его пистолетом Николая.
– Зачем? – недоуменно спросил Николай. – Он же свидетель...
– Банда уничтожена, это ваша заслуга, Линдер. Но я должен вас арестовать. (На выстрел в комнату вбежали двое, Губин остановил их рукой.) Это формальности, Линдер... все выяснится.
Николай понял, что это самая крупная ловушка, в которую он угодил. Интересно стало, а Тарас знал?
Начались изнурительные допросы, допрашивал не Губин:
– Линдер, вы состояли в банде Самбека. Сколько человек насчитывала банда? Кто остался на свободе? Что взяли помимо монет и вещей у профессора? Это вы навели на Пахомова? Куда делись его научные труды? Какой конфликт возник между вами и бандитами?
Сначала он отвечал, противопоставлял нелогичным вопросам логику, его не слышали. Но однажды в комнату допроса пришел подполковник и, выслушав Николая, сказал:
– Не притворяйтесь, Линдер, вы перестреляли банду, потому что попались на наш крючок. Вы узнали, что Пахомов написал донос на вашего отца, решили отомстить. А воспользовались услугами Самбека, чтоб самому остаться в стороне. Потом уничтожили свидетелей, которые могли дать показания против вас. Вам лучше рассказать правду.
– Правду вы не хотите слышать, – промямлил он.
– А правда, Линдер, в том, что ты не можешь быть полезным обществу. Тот, кто попробовал крови и силы, уже не остановится. Такова природа человека.
Он перестал отвечать на вопросы.
Тем временем Майя доканывала мужа:
– Как такое могло произойти? Колька один расправился с бандой. Не вы, а он! Без него не вышли бы на банду, кишка у вас тонка. А вы его же арестовали? Кто вы после этого? И особенно ты!
– Не кричи, – тихо буркнул Тарас. – Что от меня хочешь?
– Выступи на суде, скажи, как было дело.
– Не поможет.
– Не поможет? Как это? И что будет с ним?
– Его расстреляют, Майка.
– Ах, вот как... – Она опустилась на табурет, а до этого металась из угла в угол. – Как будешь Вере в глаза смотреть?
– Я в свои глаза не могу смотреть.
– Делай, что хочешь, но ты должен помочь Кольке.
– Как? – апатично спросил Тарас.
– Это твое дело. Ты притащил Губина? Ты уговорил Кольку, чтоб он поверил ему? Вот теперь исправь свою ошибку. Иначе... уйду от тебя.
– Я знал, что ты всегда была влюблена в Викинга.
– Дурак. Запомни: расстреляют Кольку, расстреляют нашу жизнь.
Она вышла из комнаты, а Тарас налил стакан водки, выпил большими глотками, утерся и с тоской проговорил:
– Губин, хм... Такой же подневольный.
Тарас думал, бабский язык живет отдельно от ума, когда ум обгонит язык, наступит мир и покой. Ошибся. Майка спала в другой комнате, а Новый год ушла встречать к Вере. Сидел Тарас с тещей за столом в молчании, выпили за пятьдесят шестой и разошлись по углам. Однажды вечером он навестил Веру, она была не одна, с Раймондой Багратионовной. Старушка, сославшись на дела, вышла, а он подошел к Вере, виноватый и раздавленный:
– Вера, я не виноват.
– Я знаю, Тарас. И ни в чем тебя не виню.
– Спасибо. Майка бесится...
– Пройдет. Она любит тебя.
В ее надломленной позе, в смирении с обстоятельствами, в готовности к удару и великодушии к нему читалась такая безысходность, что Тараса будто ножом по сердцу полоснули. Но он действительно не виноват в том, что кругом полно идиотов, у которых цель примитивна, как они сами: выслужиться. А чужая судьба, чужая жизнь – это все труха. Тарас шел домой и думал: неужели нельзя ничего исправить?
Чем хорош принцип простоты – рассчитанный на примитивность мозгов, он обеспечивает выигрыш. Нехватка людей, горы нераскрытых дел, частые вызовы, содержание преступников в соседнем здании с общим двором – все это явилось почвой к простейшему выходу. Тарас выжидал с редким упорством, в конце января выпал шанс. Приказали привести на очередной допрос Линдера, а сопровождать преступника некому, один конвоир. Тарас, изредка сопровождавший других преступников по собственной инициативе, вызвался привести и Линдера. Николая вывели из одиночной камеры, он сложил руки за спиной, его повели по коридору.
– Ты камеру не закрыл, – сказал Тарас конвоиру.
– Нет, закрыл, – заверил он.
– Пойди, проверь.
– Не положено...
– Да никуда он не денется, – усмехнулся Тарас. Конвоир побежал назад, а Тарас тихо и быстро заговорил: – Викинг, слушай... Сейчас выйдем во двор, там у стены стоит «Студебекер». Грузовик был сломан, я тайком починил, об этом не знают. Забери у меня пистолет и стреляй.
– Куда?
– В меня, дурень.
– Я не могу. Нет.
– Стреляй в ногу, беги к «Студебекеру» и гони. Машина мощная, ворота протаранит, тебя не догонят, если выедешь отсюда.
– А ты? Тебе за мой побег...
– Я сказал, что делать, – процедил сквозь стиснутые зубы Тарас. – Тебя к стенке поставят, а меня нет. Только обязательно выстрели, иначе подведешь меня, и тогда мне придется туго. Ну, удачи тебе.
Как раз проходили мимо грузовика. Николай «напал» на милиционера, мгновенно вытащил у него пистолет из расстегнутой кобуры. Отбежал и выстрелил в ногу Тараса. Друг схватился за бедро, согнулся, покраснел как рак, скрежеща зубами. В это время появился конвоир, вскинул ружье, а Николай уже забирался в машину. Превозмогая неимоверную боль, Тарас выпрямился и замахал руками конвоиру, загородив собой Николая:
– Стреляй! Стреляй, уйдет!..
– Отойдите, товарищ капитан! – закричал конвоир, целясь.
