подыгрывают и делают вид, что они соблюдают все эти непомерные требования — демонстрируют энтузиазм, покорность, согласие с тем, что все обстоит как прежде, хотя на самом деле большую часть своих обязанностей они уже игнорируют, выполняют только внешний ритуал.

В качестве примера можно привести так называемый коммунистический субботник эпохи застоя: «Мы его так заорганизовали, что дальше некуда. За десять дней до субботы уже все показатели известны: сколько человек примет участие, какова будет производительность, выработка на одного, общий объем продукции и т. д. Да их еще, эти показатели, надо „защитить' в отделах обкома. Вот тебе и „сугубо добровольное' дело!

Вечером в день субботника заседает штаб, идет приемка отчетов. Порой слышишь: „Вы что,

550 Мостовщиков С Мои встречи с государством // Эксперт, 2000 — № 1-2 — С 88

Иван Иванович, давали одну цифру, а сейчас — другую? Ничего у нас не сходится. Идите, еще раз посчитайте'. Каждый понимает, что это означает. Уходят, пересчитывают: ошиблись, мол, извиняемся»551.

Аналогичны по смыслу воспоминания о довоенном еще социалистическом соревновании: «Вот, например, какие обязательства брали некоторые участники социалистического соревнования: „обязуюсь выполнять нормы выработки на 100%', „обязуюсь не опаздывать на работу и не прогуливать', „обязуюсь сохранять и не портить социалистическую собственность'. Подобные „обязательства' можно изложить иначе и понятнее в одной унив5^сальной формуле: „Я беру на себя обязательство выполнять то, что и так обязан делать'»55 . Как у Венедикта Ерофеева, где бригада берет соцобязательство направить каждого шестого члена бригады на учебу в вуз (поскольку в бригаде только пятеро, то это им ничем не грозит) .

Как начали со времен добровольно-принудительного крещения Руси притворяться верующими христианами, так и продолжают до сих пор притворяться добросовестными подчиненными, честными налогоплательщиками, верными супругами и т. д. Налоговая сфера, пожалуй, служит наилучшей иллюстрацией. Князья недоплачивали Орде, крепостные крестьяне — помещикам (только один типичный пример: «болдинские и кистеневские крестьяне состояли в основном на оброке. Оброчная норма определялась здесь в 60 рублей ассигнациями. Но оброка платилось не более трети» ), современные предприниматели — государству.

Сейчас «государство делает вид, что собирает налоги, налегая на точки, где легче собрать деньги даже ценой запретительн^гх для производства условий. Народ делает вид, что налоги платит, понимая, что прибыль стала привилегией, которая зависит не от хорошей работы, а от того, как ты договоришься с чиновником»555. В общем, «характер российского общества, в отличие от западноевропейского, определяется не столько соглашением подданнх и го­ сударственной власти об обоюдном соблюдении законов, сколько молчаливым сговором о безнаказанности при их нарушении»556.

Со стороны может показаться, что система управления потерпела поражение. Она уже не может добиться своих целей. Она по-прежнему декларирует, что владеет каждой копейкой, каждой минутой, каждой клеточкой тела своих подданн^гх и сотрудников, что она всем руководит и все распределяет, а в реальности люди уклоняются, и система ничего не может с этим поделать. Вроде бы люди перехитрили и победили систему управления. На самом же деле достигнут компромисс, удовлетворяющий интересы обеих сторон.

С одной стороны, люди получили то, что им нужно: спокойствие, сохранение жизни,

551 Ганеев Р. О чем мечтает агитпроп // Правда, 1988, 13 августа

552 Воробей К. А Указ. соч. С 96

553 См Ерофеев В. Москва — Петушки и пр М.: Изд-во Прометей МГПИ им В И Ленина, 1990 -130 с. - С 32

554 Шапошников А. А Путешествие без подорожной // ЭКО, 1999. - № 11 - С. 182.

555 Лопухин В. Указ соч. С 41

556 Цит. по Орлова Г. А. Указ. соч С 101.

здоровья, времени и имущества; они не выполняют того, что от них требует система. Но система также сохранила главное — потенциальную возможность перейти в нестабильное состояние и вернуть звенья системы управления назад, в аварийный, конкурентный режим. Сохранилась структура управления, позволяющая провести мобилизацию, распределение и перераспределение ресурсов, сохранилась базовая идеология, сохранился идеологический аппарат, продолжающий вдалбливать людям, что в назначенный час они должны быть готовы выполнять все, что от них потребуют.

Система сохраняет главное — возможность возвращения на круги своя. Этот исторический компромисс переводит всю страну в сонное, застойное состояние, своего рода анабиоз, который продолжается до очередной аварийной ситуации — проигранной войны, катастрофического отставания от Запада или чего- нибудь подобного. При наступлении такой катастрофы в обществе просыпаются старые стереотипы поведения, система «вспоминает», какой она была при перв^гх князьях или генеральных секретарях, и начинаются управленческие чудеса — то никому не известный мясник Кузьма Минин собирает ополчение и выигрывает уже проигранную войну, то индустриализацию проводят за одно десятилетие, то за считанные месяцы вывозят на восток почти всю тяжелую промышленность, то истребляют и разгоняют все образованное население, а затем на пепелище успешно воссоздают передовую науку и образование, то немцев сначала пускают аж до Волги, а потом гонят назад, то совершают еще что-то невероятное.

В каждую эпоху в отдельн^гх отраслях и сферах деятельности компромисс между системой и людьми принимает свои специфичные формы. Например, в условиях плановой экономики одним из главн^гх инструментов достижения такого компромисса была система ценообразования. Она позволяла предприятиям нейтрализовать жесткость централизованного управления. Заводы выполняли и перевыполняли планы не за счет реального увеличения выпуска продукции, а за счет повышения цен на нее.

Разумеется, Госплан и министерства поначалу пытались этому препятствовать, но предприятия придумывали все новые и новые способы вполне законного и «экономически обоснованного» повышения цен. Чаще всего они снимали с производства те или иные модели продукции и взамен их начинали выпускать якобы новые, улучшенные, по завышенным ценам. Поэтому рост цен на новое оборудование вдвое-втрое, а порой и больше опережал рост его производительности .

Позиция министерств была двойственной — им ведь тоже было выгодно искусственное раздувание объемов производства по отрасли, да и Госплан отчитывался перед Политбюро ЦК КПСС по объемным показателям. Так что, в конечном счете, повышение цен устраивало всех. Предприятия-потребители не страдали от завышения цен заводами-поставщиками, так как сами включали подорожавшее сырье и комплектующие в себестоимость своей продукции, перекладывая удорожание на своих потребителей. А те, в свою очередь, на своих и так далее по технологической цепочке. «...Непосредственной причиной роста себестоимости, как ни странно, стал рост оптовх цен. В свою очередь, цены растут в результате роста себестоимости. И если не

557 См

. Реконструкция — опыт и проблемы // Правда, 1984, 30 июля

прекратить эти процессы в зародыше, то спиралеобразный виток затрат и цен станет постоянным явлением»558, — с тревогой отмечала «Правда».

Год от года все большая доля роста объемов производства была результатом повышения цен. «Прирост валовой продукции в „неизменных' ценах и в натуральном выражении составил соответственно в пятой пятилетке 85 и 117 процентов, в шестой пятилетке — 64 и 91 процент, в седьмой — 51 и 60 процентов, в восьмой — 51 и 39 процентов, в девятой — 43 и 25 процентов, в десятой — 24 и 7 процентов, в одиннадцатой — 20 и 10 процентов»559. «Валовой общественный продукт и национальный доход страны увеличились в 1985 году по сравнению с 1965 годом в 2,8 раза. Но за этот период на каждый рубль национального дохода и валового продукта уменьшилось производство зерна, мяса, моло15са0

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату