разграничить здесь сферы деятельности абвера и СД. Бентивеньи слыл поборником строгих, выверенных до деталей систем контрразведки, чтобы в их ячейки враги рейха попадались с гарантией. Слушая его, Канарис подумал: «Интересно, когда мы захватим документы русской разведки, то сколько ее агентов обнаружится в Германии и в каком качестве?» То, что они имеются, он не сомневался: служба радиоперехвата ела свой хлеб не зря, радиограммы неслись как из Европы, так и со стороны Москвы, но сколько друзей русских сидят рядом с секретами вермахта? Ничего, придет время, и им некуда будет передавать информацию, она будет никому ненужной, с Советами будет покончено.
Во время верховых прогулок с Шелленбергом Канарис излагал свою концепцию невысокого военного потенциала русских, но тот, в свою очередь, тоже располагал информацией и приводил цифры о возможностях русских в области производства танков и самолетов. Цифры впечатляли. Вопрос состоял в том, хватит ли у русских времени развернуть все это до их поражения в войне? Или, находясь в цейтноте, они сдадут партию, как это происходило с европейскими странами в течение последних пяти лет, пока Канарис находился во главе абвера.
Сейчас, в начале сорок первого года, он не был уверен в правильности прогнозов на молниеносность войны. Тень борьбы на два фронта — с Россией и Англией — маячила перед ним, о ней постоянно напоминал со стены портрет полковника Николаи, его предшественника, который безуспешно предупреждал кайзера о неразумности такого варианта.
Отпустив своих помощников, Канарис попросил задержаться Остера, которому доверял наиболее деликатные поручения и который был в курсе интриг своего шефа по части отвода удара по Англии в сторону России.
— Послушайте, Ганс, — обратился он к Остеру, — я чрезвычайно паршиво спал прошлой ночью. Кейтель вчера попросту вывел меня из себя, я еле сдержался, чтобы не наговорить ему лишнего.
— Что случилось, экселенц?
— Никто не сомневается, что русских мы разделаем, но сроки, сроки! Эти недели, отпущенные на войну Браухичем, Йодлем и Гальдером, меня просто бесят! Эта арифметика, что на Россию уйдет столько же недель, сколько на Францию и Польшу! Они меряют циркулем по карте расстояние наших маршей по Европе и переносят их на территорию Советов! Но это же абсурд!
Канарис встал и начал ходить по кабинету.
— С чего начался разговор, экселенц? — спросил невозмутимо Остер.
— Я спросил его в отношении создаваемых стратегических резервов, имея в виду создание служб абвера в них. Ведь это наша обязанность. Спросил в удобоваримой форме, не помышляя его задеть.
— И что Кейтель?
— Рассвирепел и высек меня форменным образом. Вы знаете, что он мне заявил? Вы, говорит, можете понимать кое-что в разведке, но вы моряк, поэтому не пытайтесь давать нам уроки стратегического и политического планирования. Представляете?! Я уже не адмирал, равный ему по званию, а просто моряк, способный доставить и доставлять информацию о противнике, но неспособный оценивать ее так, как это делает наш несравненный Вильгельм Кейтель, который всю жизнь просиживал штаны в кабинете.
Остер вздохнул.
— Я понимаю вашу обеспокоенность, экселенц, но не принимайте все это так близко к сердцу…
— В случае, если мы сбавим обороты и начнем пробуксовывать, время до победы затянется, где же стратегические резервы? Или все наличные армии вытянутся в нитку, тыл будет пустым, а на Западе жди еще один фронт? Так? Где наши резервы для засылки в русские тылы? Где, я спрашиваю? Они что, не нужны? Надо же сейчас браться за создание системы подготовки агентуры из числа военнопленных и гражданского населения. Ведь так? У нас же нет ни одной директивы на этот счет. Кейтель уверен, что через два месяца мы в Москве и он будет командовать парадом.
— Вы правы, как всегда, экселенц. Очевидно, вы пригласили Либеншитца для обсуждения какой-то из этих целей? — постарался увести разговор немного в сторону Остер. Канарис кивнул. Затем, успокоившись, подошел к сейфу и вытащил оттуда карту Европы, которую расстелил на столе и сделал приглашающий знак Остеру. Последний знал карту, он не раз работал с этим документом, нанося знаки, символизирующие оперативные возможности абвера в странах Европы. Всякого рода кружки, треугольники, жирные точки всевозможных цветов означали большие и малые учреждения абвера, его резидентуры и подрезидентуры за границей и на территориях, оккупированных Германией. Канарис всегда приходил в хорошее расположение духа, когда работал с этой картой. Остер и остальные чиновники хорошо знали эту слабость адмирала и называли карту лекарством, после приема которого шеф приходил в отличное настроение: наглядная мощь абвера поднимала его тонус.
— Начинать, как говорят в Англии, так начинать с начала, мой дорогой Остер, — сказал адмирал. — Последуем по дороге, предложенной коллегой Лахузеном. Начнем с северо-запада, с Балтии. Думаю, здесь нас воспримут с радостью: мы для балтийских народов ближе, чем большевики. Не так ли?
Остер согласно кивнул. Затем, увидев на территории Эстонии, Латвии и Литвы новые значки в виде красных ромбов, спросил:
— Новые обозначения, экселенц?
— Да, это мы размечали с Бентивеньи. Угадаете сами, что это, или подсказать?
Остер увидел пару десятков таких же значков на территории Украины, Белоруссии, в южных районах России.
— Верно, — подтвердил Канарис. — Они будут подчиняться вермахту, а не Гейдриху, — с гордостью добавил он. — Наша работа пойдет в них по линии Бентивеньи, третьего отдела, как работаем во Франции. Менять ничего не будем. Но это все мелочи. Вот о чем надо посоветоваться. Как вы думаете, где нам создать «Абверштелле Остланд»?
— В центре Остланда, — улыбнулся Остер.
— Вы имеете в виду Ригу? — спросил Канарис.
— Конечно, экселенц. Лучшего варианта попросту не имеется. Ревель, или как его, Таллинн находится на отшибе.
— Маленький, но премилый городишко. Я впервые был в нем еще в 1937 году. Пики сопровождал меня, мы договаривались с эстонцами о подборе местных русских для засылки в Советы. В Таллинне разместим отделение абвера. Это будет хорошим подспорьем центру в Риге. Я бы хотел, Остер, чтобы вы лично занялись комплектованием сбалансированного аппарата из представителей всех служб в Риге и Таллинне. Отдел кадров предоставит вам кандидатуры, но складывать их вместе — ваша обязанность. Прикиньте, сколько и где следует открыть школ по подготовке агентуры и какого профиля. Будем смотреть дальше сухопутного Кейтеля. Вам нужно будет объединить интересы всех трех отделов. Это касается как Остланда, так и других регионов. Кроме вас этой работы объективно никто не проведет, каждый потянет в свою сторону.
— Слушаюсь, экселенц. Я бы желал только заметить, вы уже упомянули о договоренности с опер- группенфюрером Гейдрихом насчет лагерей, но нужна директива, кто, чем будет заниматься, иначе при таком обилии разного рода учреждений на оккупированной территории получится, попросту говоря, базар.
— Да, да, Остер, вы правы. Но не можем же мы издать такую директиву уже сейчас. Будет фюрером подписан приказ о нападении — появится и директива. Не раньше. Однако мы должны быть готовы полностью уже сейчас. Давайте поговорим вместе с Либеншитцем.
Канарис звонком вызвал адъютанта и попросил его пригласить Либеншитца. Обменявшись приветствиями, Канарис предложил тому сесть.
— Как здоровье, самочувствие, полковник? — осведомился адмирал.
— Превосходно, экселенц, вот только не мешало немного похудеть.
Либеншитц был весьма плотным, коренастым здоровяком, его голубые глаза излучали энергию и готовность выполнить незамедлительно любые пожелания шефа.
— Вы похудеете, я вам предоставляю такую возможность. Действительно, вы стали терять форму, наверно, белых пятен в ресторанах Парижа для вас почти не осталось…
— Ну что вы, экселенц, — засмущался полковник.
— Так же, как и для некоторых ваших подчиненных, — продолжил Канарис. Обращаясь к Остеру, он спросил: — Вам известна эта история?
