четыре.
– Да, – подтвердил композитор, – я помню. Они дали примерный список вопросов.
– Мы уже подготовили ответы. Они у вас на столике в спальне, – ответила Барбара.
– Да-да, конечно, – вспомнил Осинский, – я совсем забыл. Сейчас я переоденусь, и мы пойдем завтракать. Хотя уже, кажется, время ленча.
Он вышел из комнаты.
– Он очень нервничает, – вздохнул Якобсон, – надеюсь, вы понимаете, как нам важно его не нервировать. Его европейское турне не может быть сорвано.
– В каких городах он будет выступать? – спросил Дронго.
– Брюссель, Амстердам, Франкфурт. Почему вы спрашиваете?
– Он должен быть на сцене? Играть или дирижировать? Будет исполняться его гениальная опера? – не удержался от сарказма Дронго.
Барбара чуть улыбнулась. Она оценила шутку нового консультанта. Якобсон шутки не принял. Не захотел ее понимать.
– Ни то ни другое, – сухо ответил он, – просто в этих городах должны состояться концерты из его произведений. После премьеры его оперы в Париже это нужно для закрепления успеха в Европе, где еще Осинского знают недостаточно. Он обязан присутствовать на этих презентациях. Это своеобразная рекламная поездка.
В дверь осторожно постучали.
– Войдите, – разрешил Якобсон на правах хозяина.
В комнату вошел Мартин с конвертом в руках.
– Для мистера Саундерса, – сказал он, – передали снизу от портье.
– Мне? – удивился Дронго. – Я поселился час назад. Никто не знает, что я здесь. И тем более под фамилией Саундерса. Какое письмо?
Мартин передал ему письмо. Дронго взял конверт, раскрыл его, достал бумагу.
«С приездом. Я рад, что мы оба снова вместе», – прочитал он и, подняв глаза, посмотрел на Якобсона и Барбару. Аккуратно сложил бумагу и положил ее в конверт. Мартин вышел из номера.
– Что случилось? – спросил Якобсон.
– Это Ястреб, – поднял письмо Дронго, – он уже знает, что я здесь. Значит, он где-то рядом, очень близко. Боюсь, что европейское турне Джорджа Осинского нам все-таки придется отменить. А мне, кажется, понадобится оружие.
Глава 10
Вечером Осинский должен был ехать на прием, устроенный в его честь одним из самых известных людей Европы, представителем династии европейских миллиардеров, потомком семьи Ротшильдов. Для Дронго был заказан смокинг. Все остальные, в том числе и телохранители Осинского, уже имели подобную одежду, предназначенную для таких приемов. По настоянию самого Дронго для Осинского в последний момент поменяли автомобиль.
У «Ритца» на Вандомской площади традиционно стояли роскошные «Мерседесы», прикрепленные к лучшим номерам отеля. Они терпеливо ожидали выходящих из отеля гостей. А такси стояли в конце площади и подъезжали к отелю только по свистку многочисленных швейцаров, дежуривших у подъезда. В случае ненастной погоды швейцары провожали гостей с зонтиками до машины.
Дронго позвонил в частную фирму и вызвал другой автомобиль, который прибыл точно в срок. Это был «Роллс-Ройс», не менее роскошный, но бронированный, в котором и разместились композитор, Барбара, Якобсон и Дронго. На место водителя сел Мартин, рядом с ним разместился Брет. В едущий позади них гостиничный «Мерседес», прикрепленный к номеру Осинского, сели личные охранники Якобсона. Хуан остался в апартаментах Осинского. Дронго решил не искушать судьбу, оставив своеобразного дежурного.
Он лично опросил всех стоявших в холле отеля сотрудников «Ритца»: здесь никогда не бывало менее пяти-шести человек. Но ни один из них не видел незнакомца, похожего по описаниям на Шварцмана. А по утверждениям портье, никто не интересовался, в каком именно номере остановился мистер Саундерс. Дронго, не поленившись, пошел и в бар, расположенный с левой стороны от входа, мимо которого могли пройти незнакомцы. Но бармен утверждал, что не видел никого, кроме двух молодых женщин, сидевших в холле.
Именно поэтому Дронго настоял на вызове другого автомобиля и решил подстраховаться, оставив Хуана в самом «Ритце». Он лично обошел отель, просмотрел дворик, отгороженный от стоявшего рядом здания Министерства юстиции высокой стеной. Теперь ему не казался безопасным даже такой хорошо охраняемый отель. При входе, с правой стороны, находились лифты, куда можно было попасть, поднявшись на площадку на несколько ступенек. При этом в «Ритце» была своеобразная система лифтов: когда вы садитесь внизу, на первом этаже, входите в лифт с правой стороны, а выходите на этажах с левой. Но это был современный лифт, с автоматически открывающимися и закрывающимися дверями. В противоположном конце этажа находился другой лифт, соответствующий самому стилю отеля, более архаичный, напоминающий об «эре Гэтсби». Лифт напоминал большую, идеально выполненную колонну, в которой раздвигались две ее сферы, открывающиеся вручную.
Дронго добросовестно изучал все ходы и выходы, обратив внимание на триста первый и триста второй номера, где находились личные апартаменты Коко Шанель и Сезара Ритца, ставшие бесценными реликвиями самого отеля. Дронго даже побывал в баре Хемингуэя, где преобладал красный цвет и стоял большой бюст знаменитого американского писателя.
Отель был невелик. Кроме королевских апартаментов, где жил Осинский, в нем было сорок пять сюитов и сто сорок два номера, благодаря чему охрана отеля могла запомнить каждого приходившего гостя практически в лицо.
Уже в машине, когда они направлялись на прием, Якобсон, озабоченно наклонившись, спросил у Дронго:
– У вас есть какие-нибудь предварительные представления о том, что вы будете делать?
– Ловить Ястреба, – угрюмо ответил Дронго, – мы же не можем сидеть и ждать, когда он снова попытается нанести удар.
– Это я понимаю, – кивнул Якобсон, – но каким образом?
– Для этого мы пока еще слишком мало знаем, – уклонился от прямого ответа Дронго.
Барбара, сидевшая напротив, рядом с Осинским, была в строгом элегантном платье изумрудного цвета. Дронго оценил своеобразие платья, купленного у Донны Каран. Очевидно, женщина отдавала предпочтение американским дизайнерам, подбирая под тон платья косметику, драгоценности и обувь.
На самом приеме было не менее трехсот гостей, восторженно приветствовавших вошедшего Осинского. Композитор был в этот вечер главным украшением приема. Дронго отметил несколько знакомых лиц, известных по газетам и телевизионным выступлениям. Все говорили о триумфе оперы Осинского, рассказывая о посещении оперы премьером Великобритании и президентом Франции.
Здесь появиться Шварцман не мог. И не только потому, что Ротшильды приглашали на свой прием известных и хорошо знакомых им людей. Здесь был другой круг общения, тот самый недоступный уровень, куда многие, снедаемые честолюбием, пытаются попасть всю жизнь. Но Дронго после полученного письма хорошо понимал и другое: бывший профессиональный убийца, сумевший к тому же выжить в аду бразильских тюрем и горевший жаждой мщения, Альфред Шварцман был не просто опасен. Он уподобился раненой змее, озлобленной тигрице, сочетающей в себе осторожность змеи и ярость тигра. Он стал сильнее и жестче, потерял всякие остатки человечности, если они в нем и были когда-нибудь, и превратился в идеального исполнителя для такого рода преступлений.
Остановить такую адскую машину смерти могла только смерть. И Дронго не хотел оставлять никаких шансов Альфреду Шварцману. Заметив, что Барбара осталась одна, он подошел.
– Когда закончится этот прием?
