оставаясь в смокинге, было непросто, и он обычно оставлял его в кабинете Осинского. Сейчас, судорожно набирая номер личного телефона Рамеша Асанти, он впервые с удивлением обратил внимание на пальцы своих рук. Впервые в жизни он чувствовал, как они срываются, дрожат, не слушаются его. На этот раз ему повезло, Асанти ответил почти сразу:
– Слушаю вас.
– Это я, – закричал Оливейра, – сегодня в семь часов напали на наш центр в Каруже.
Асанти не ответил.
– Вы меня слышите? – встревожился Оливейра.
– Я уже знаю все. Центр разгромлен. Откуда об этом знаете вы?
– Здесь появился Дронго. Он в театре.
– Он вам угрожал?
– Нет, но он сказал, что сегодня в пять часов…
– Там все уже закончилось, – быстро перебил его Асанти, – все кончено. Они разгромили наш центр. По нашим сведениям, сейчас готовятся специальные акции в наших филиалах. Сегодня ночью мы рассмотрим возможность нанесения ответного удара. Вы меня понимаете? Мы предполагаем прибегнуть к чрезвычайному варианту.
– Да, – шевельнул уже непослушными губами Оливейра, – я все понимаю.
Он с ужасом представил себе все последствия такого решения. Хорошо, что завтра они улетают из Европы. Послезавтра здесь может бушевать настоящий ад.
Через двадцать минут эти данные были у генерала Вудстока. Дронго рассчитал все правильно. Теперь оставалось выяснить, что именно имеет в виду Асанти, говоря о чрезвычайном варианте. Они еще не знали, какой сюрприз им готовит следующий день.
Глава 38
Концерт закончился в одиннадцать часов вечера. Сразу после него должен был состояться прием, на котором обещал выступить американский посол. Овации после исполнения длились пятнадцать минут, слышались крики восторга. Но в ложе Осинского рядом с композитором не видели привычного Песаха Якобсона. Менеджер не появился в ложе маэстро и во втором акте.
Не приехать на прием было просто нельзя. И Оливейра вынужден был отправиться на эту самую тяжелую в его жизни встречу. Он еще не знал, что именно нашли в их центре, не знал всех подробностей, но понимал, что игра практически сделана. Теперь об Осинском знали слишком многие. И никаких шансов у композитора уже не было. Именно поэтому Оливейра так равнодушно слушал привычные высказывания в адрес композитора и почти не следил за несколькими негласными агентами влияния Фонда, призванными постоянно будоражить участников приема рассказами о музыке маэстро.
В этом мире уже давно ощущался дисбаланс выдаваемой и потребляемой информации. Лавина нарастала уже не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Разобраться в этом океане информации было не просто трудно, но и немыслимо. С такой же скоростью происходило нарастание общего числа произведений литературы, живописи… Если не считать отдельных гениев, то общее количество просто хороших и очень хороших произведений часто превосходило все мыслимые границы человеческих возможностей. И выделять среди них достойные становилось все труднее и труднее.
В подобном хаосе нарастающей информации удача того или иного произведения, того или иного режиссера и композитора часто зависела от воли случая или каприза судьбы. Любое имя, часто употреблявшееся в газетах и журналах, на аристократических раутах и в дружеских компаниях, становилось известным и популярным. Даже если обладатель этого имени не заслуживал подобной чести.
Премии давали по «совокупности частоты употребления имени», а признание получали после надлежащей рекламы в средствах массовой информации. Именно поэтому сотрудникам Фонда удавалось создавать столь популярных деятелей искусства, являвшихся одновременно агентами влияния, и замалчивать других, более достойных. Ведь очень трудно крикнуть в решающий момент, что на короле нет никакой одежды и он голый.
Оливейра не стал даже отвечать на приветствия Кэтрин, специально прилетевшей на этот прием из Парижа. Он хорошо знал, что с ней работали сотрудники Фонда, создавая нужную репутацию и соответствующую рекламу. Казалось, его ничего не может удивить. Но неожиданно он увидел Дронго. Это его изумило. На встрече присутствовало немало известных политических деятелей, и охрана строго следила за каждым из входящих, тщательно сверяясь со списком гостей. Охрана была тем более удвоена, так как после известных покушений на Осинского во время его турне во Франции и Бельгии было решено обратить особое внимание на этот прием.
О случившемся в Амстердаме убийстве Рэнди никто, разумеется, не знал. Но, увидев Дронго, Оливейра почувствовал, что теряет остатки терпения. И пожалел, что оставил оружие при входе сюда.
– Вы чем-то недовольны? – спросил Дронго.
– Как вы сюда попали? – спросил Оливейра.
– По приглашению, – отозвался Дронго. – И не волнуйтесь – не по вашему. Вы уволили меня в самый неподходящий момент.
– Я не хочу с вами разговаривать, – судорожно дернулся Оливейра, уже потерявший остатки былой респектабельности.
– Зато я хочу, – заметил Дронго, – и собираюсь продолжать разговор, нравится вам это или нет.
– Если бы я знал, что от вас будет столько неприятностей, я бы никогда в жизни не позволил вам появиться рядом с Осинским, – честно признался Оливейра.
– Сожалею. Я не думал, что вы так меня ненавидите.
– Вы сломали нам всю игру, всю нашу многолетнюю подготовку. Мы хотели все выяснить, а вместо этого запутались окончательно.
– Именно поэтому я и хочу задать вам несколько вопросов.
Оливейра криво усмехнулся:
– Ценю вашу наглость. Но не собираюсь с вами больше разговаривать. У меня к вам предложение. Постарайтесь сделать так, чтобы я вас больше никогда не встречал. Мне надоело путешествовать в вашей компании.
– Все? – спросил Дронго.
– Вам мало?
– Теперь послушайте меня, Оливейра. Никто не собирался брать штурмом ваш центр. Но именно ваша беседа с Асанти спровоцировала этот штурм. Именно вы – главный виновник такого оглушительного провала Фонда.
– Вы с ума сошли. – Оливейра даже оглянулся от возмущения и страха, но никого рядом не было. – Что вы несете?
– Я могу это доказать, – возразил Дронго, жестом подзывая официанта с подносом. Он поднял первый бокал и предложил его Оливейре: – Возьмите. Вам понадобится что-нибудь выпить. – И сам взял второй.
– Говорите, – нетерпеливо велел Оливейра, чисто машинально принимая бокал. «Что еще придумал этот негодяй?» – со страхом подумал Оливейра, начинавший бояться этого человека с таким компьютерным умом.
Дронго спокойно сделал несколько глотков.
– Хорошее шампанское, – одобряюще сказал он, явно испытывая терпение собеседника.
– Я сейчас уйду, – не выдержал Оливейра.
– Сегодня в три часа дня вы разговаривали с Рамешем Асанти, – наконец начал рассказывать Дронго, – именно после этого разговора, который удалось прослушать специальной службе ЦРУ, хотя подозреваю, что это были специалисты АНБ [АНБ – Агентство национальной безопасности США.] из электронной разведки, было принято решение о штурме вашего центра.
– При чем тут наш разговор? – не понял Оливейра. – Какие у вас есть доказательства?
