средства к существованию до недавнего времени? Ну же, отвечай!
— Он же контрабандист, — поразилась я вопросу. — Мы же именно поэтому…
— Ничего подобного, — прорычал вампир. — Он входит в состав шайки, потому что его отец — синдик гильдии стрелков в городе недалеко от границы, и почтительный сыночек всегда знает, какой дорогой провезти груз, чтобы его не успели заметить власти. Но не это давало доход твоему распрекрасному Дрону. Хочешь знать — что?
— Что же? — покорно спросила я.
— Твой, как ты его называешь, жених, приезжал в мелкие городки, каких много в этой проклятой стране, и крутил романы с глупенькими девицами, такими же, как и ты, только у них не было напарников, готовых дать мудрый совет. Он обещал жениться на них и бежал вместе с ними, а после посылал родным записки с требованием выкупа и угрозой позора. Родные платили, и почтенный Дрон Перте неплохо жил, пока не примелькался настолько, что родные красивых девушек хватаются за пистолеты при одном упоминании его имени. Почему, как ты думаешь, никто не хочет идти за него замуж?
— Это неправда! — со слезами на глазах выкрикнула я, но напарник только засмеялся.
— Это правда, Ами, милая моя, и ты отлично знаешь, что это правда. Пока мерзавец не взялся за тебя всерьёз, ты и сама прекрасно чувствовала истину и не испытывала ничего, кроме отвращения к его повадкам. Что же, глупенькая, ты всё ещё хочешь за него замуж?!
При виде совершенно разъярённого Беренгария мне сделалось не по себе и, по сути, я уже раскаивалась в том, что так опрометчиво вызвала его гнев. Новости относительно человека, просившего моей руки, не так сильно меня взволновали, как необходимость разговаривать с взбешённым вампиром. Однако отступать всё-таки не хотелось, и я, собрав всю свою храбрость, ответила со всей доступной мне твёрдостью:
— Что касается личности Дрона Перте, то тебе стоило поделиться своими сведениями раньше, и не допускать…
— Да я даже допустить не мог, что ты так легко поддашься чарам этого негодяя! — с жаром перебил меня напарник. — Ами, девочка моя, ты всегда была такой умницей, откуда я мог знать?!. После всех твоих заявлений о приличиях, нравственности! Да я был уверен в тебе, и даже не предполагал такого быстрого падения!
— Я ни в чём не уронила себя! — взвилась я, оскорблённая таким упрёком.
— Просто не успела! — парировал напарник.
— Но ты даже не пытался! — возмутилась я. — Ты даже не пытался меня остановить! И сегодня, если бы я не проявила упорство, ничего бы мне не сказал! Я могла выйти замуж за этого негодяя, я могла уронить свою честь, а ты бы продолжал молчать! Это — твоя забота?!
— Я не могу прожить твою жизнь вместо своей! — гаркнул вампир.
— Ах, так?!
Внезапно спор потерял для меня всякий интерес. Мне часто говорили, что напарник любит меня, мне говорили и то, что он относится как к игрушке, но никогда в жизни не приходило мне в голову, будто однажды я услышу… такое. Ведь это Беренгарий всегда настаивал на своём присутствии в моей жизни, а тут… К счастью, я знала, что полагается говорить в таких случаях.
— Тогда мне остаётся только просить вашего прощения, сударь, за то, что так долго затрудняла вас своим присутствием. Позвольте мне уйти… и примите искреннюю благодарность за оказанное вами внимание. Будьте счастливы.
К моему удивлению и даже обиде, мне удалось беспрепятственно пройти мимо вампира: до последнего момента я не сомневалась, что он постарается меня удержать. Что двигало им: обида на внимание, уделённое другому мужчине, или в самом деле усталость от постоянной необходимости следить за мной, но только напарник даже не пытался меня остановить. Даже не попрощался. У меня задрожал подбородок, когда я представила себе жизнь без его вечных выходок, ворчливой заботы и других таких же сомнительных радостей. Чего ради я продала себя в рабство тогда, разговаривая с Мастером? Чтобы мою жизнь презрительно швырнули мне обратно? Кажется, мне полагается радоваться счастливому избавлению… почему же на душе у меня так тяжело?
Додумать эти горькие мысли не удалось: в мои плечи вцепились жёсткие пальцы, а после меня самым бесцеремонным образом утащили обратно в закуток, где чёрной кляксой лежал на мостовой плащ.
— Прекрати… немедленно! — срывающимся голосом прошипел над ухом вампир. — Не строй из себя!.. Дурында, куда ты от меня денешься, хотел бы я знать?
— Пусти! — потребовала я, даже не пытаясь вырваться из опасения заработать очередную порцию синяков. — Немедленно пусти и больше не прикасайся ко мне! Как ты можешь?!. После всего, что ты мне наговорил теперь!
— Ах, вот как? — мягко спросил вампир и опустился на плащ, увлекая меня за собой. Усевшись, он запрокинул мою голову так, чтобы встретиться со мной взглядом, и больше я не могла ни возражать, ни сопротивляться. — Ты забываешь, дорогая моя, кто твой хозяин.
«Не смей так говорить! — мысленно потребовала я, и напарник неприятно засмеялся. — Немедленно отпусти меня и оставь, наконец, в покое!»
— А если не отпущу, Ами, дорогая? Если не оставлю?
— Ты же сам не хочешь больше мне помогать, — прошептала я, обнаружив, что ко мне вернулся дар речи. Знакомое неприятное покалывание доказывало, что способность шевелиться вот-вот восстановится в полной мере, и, если вампир разожмёт свои руки, я смогу, наконец, встать.
— Я этого не говорил, — в тон мне шепнул напарник и мягко коснулся губами моей шеи.
— Не смей, — простонала я, чувствуя, как меня охватывает дрожь, скорее волнения, чем холода, потому что губы вампира были непривычно тёплыми.
— Ами, хорошая моя, что ты предпочитаешь — чтобы я научил тебя танцевать так, как готовил к последним заданиям, после чего у тебя всегда день болела голова — или так, как учил прежде? Обещаю, на этот раз тебе будет приятно.
— Ты же не хочешь! — в величайшем изумлении воскликнула я. — Ты же не собирался мне помогать!
— А ты предпочитаешь провалить свою легенду? — изумился напарник. — Хорошая моя, я не могу тебе этого позволить. Тебе остаётся только выбрать способ обучения. Ты ведь не думаешь, что можно как- то иначе усвоить то, на что другие тратят всё детство?
Так я, разумеется, не думала и, под голодным взглядом вампира неловко пробормотала своё согласие. Напарник немедленно просиял и склонился надо мной, словно выбирая, куда ему будет удобнее меня кусать. Мимоходом я отметила, что, хотя вампир скорее всего сегодня уже «обедал» — да и не только сегодня, наверняка! — от него не пахнет ни застарелой, ни свежей кровью.
«Только сейчас заметила! — фыркнул напарник. — Долго же до тебя доходит…»
Его губы, только чуть более холодные, чем могли бы быть у человека, коснулись моей шеи у самых плеч, сдвинулись чуть выше, и я ощутила, как пульсирует под прикосновением вампира моя кровь.
— Хорошая моя, — то ли прошептал, то ли подумал напарник, не отнимая губ от моей кожи. — Хорошая…
Привычный алый туман затопил сознание вместе с ощущением уюта, безопасности, удовольствия и радости. Чьи это были переживания — мои или напарника — я не знала и не хотела знать. Когда клыки пронзили мою плоть, я едва сдержала стон, и закрыла глаза. В сознание ворвалась красивая музыка и худая нескладная фигура, одетая в чёрный фрак, протянула мне руку.
Я проснулась в полной темноте и сначала поняла только, что подо мной мягкая перина, какие делают только в Острихе (в Дейстрии предпочитают более жёсткие поверхности для сна). У меня не было никаких воспоминаний о том, как я здесь очутилась… где бы это ни было, и когда я вообще уснула. В голове вертелись обрывки мелодий дейстрийских и острийских танцев, которые танцевались в обеих странах на светских мероприятиях. Музыка сочеталась с теми движениями, которые полагалось под неё делать, и сейчас я знала, что, едва услышав мелодию или даже название танца, без ошибок воспроизведу все положенные па в том самом порядке, в котором это необходимо. Вспоминалась также жёсткая рука,
