- Я. Только на 'вы', пожалуйста.
- Ладно, в этом мы разберемся. В формах обращения. А я - следователь Люлько Николай Тихонович. Значит, познакомились. Так вот расскажите вы, - с нажимом, - как вы познакомились с гражданкой Ариадной Котовой?
При обыске не нашли следов ее посещения, так что отвечать было просто:
- Даже знакомством трудно назвать. Был я у своего друга на даче, туда другой знакомый привел эту Ариадну и всем представил. Вот и все.
- Какой знакомый?
- Шурка... Александр Гроссман.
- И что дальше?
- Ничего. Все праздновали, и она сидела за столом.
- И никак с нею не общались отдельно?
- Кажется, протанцевал с нею один раз.
- Кажется или точно?
- Пожалуй, точно.
- Протанцевали и что? Какие-нибудь приглашения ей делали? Предложения?
- Нет. Никаких приглашений.
- А почему? Молодая же девочка!
- Всех молодых не пригласишь.
- Но к этому нужно стремиться! - засмеялся следователь. - И телефон свой ей не оставляли?
- Нет.
- А откуда же у нее ваш телефон оказался записан?
- Не знаю. Но в общем-то узнать не трудно, раз у нас общие знакомые.
- А зачем ей понадобился ваш телефон, если вы ее не приглашали?
- Это лучше у нее спросить. Я не знаю.
- Ты же знаешь, что у нее не спросишь! Знаешь, что она уже покойница! вдруг заорал следователь. - Туфли оставила и босиком ушла, так?!
- Туфли эти не ее, а что она покойница - я этого не знаю.
- Знаешь!.. Ну хорошо, а туфли эти женские чьи?
- Моей знакомой, которая часто бывает у меня.
- Как зовут?
Глупо запираться. Только усиливать подозрения.
- Джулия.
- Фамилия? Адрес?
- Полоскина фамилия. Телефон я ее знаю, не адрес.
Действительно, странно: он так ни разу и не был у Джулии, даже к дому не подвозил. Одностороннее у них движение.
- А другие женщины у вас, - снова с нажимом и издевкой, - не бывают?
- Нет. В последнее время не бывают. Ну сестра иногда заходит.
- И сестра тоже не встречала Ариадну Котову?
А что если они начали с Любки и та по глупости доложила?! Нет, слишком сложно. И фамилия у Любки другая, и живет далеко.
- Ну, конечно, не встречала! Как же она могла встречать, если не было у меня никакой Ариадны?!
А может, зря он с самого начала отрицает визит Ариадны?! Войдет сейчас соседка и начнет рассказывать, как они из подъезда выходили! Ну было, ну переспал - что такого? Она же совершеннолетняя! Но если сознаться теперь, будет выглядеть как улика: зачем скрывал с самого начала?!
- Даром телефоны на столе не оставляют, - словно бы задумчиво сообщил следователь. Как бы рассуждая сам с собой. Хотя ясно, что свою версию он составил.
Что и подтвердилось:
- А теперь я тебе, - тоже с нажимом, - расскажу, как было дело. Ты Ариадну Котову к себе позвал, но что-то ей показалось подозрительным, о чем-то она тревожилась! Может быть, слышала о твоих порочных наклонностях. Может, уже пропадали твои знакомые. Мы еще переберем картотеку без вести пропавших молодых женщин. А она уже слышала про тебя раньше нас. Но и всякие бабские чудеса про тебя рассказывали, захотелось ей испытать. Но телефон твой на всякий случай положила на стол, на виду. Чтобы знали, у кого искать, если что-то с ней случится. А как потом было, ты сейчас сам расскажешь. Может, поскандалили вы, может, просто любишь ты под конец придушить для полного кайфа. Вот так, Херой Григорьевич.
- Чушь, - сказал Герой.
Чушь - но ему сделалось очень страшно. Потому что слышал он не только о том, как менты обирают пьяных. Но и о том, как выбивают признания. Уже и картотеку пропавших без вести готовы на него навесить.
- Еще раз прошу: колись сам. Здесь и сейчас. Сразу. Чтобы и тебе легче и нам меньше работы. Оформим как явку с повинной, суд потом тоже учтет. Ну?! Как убивал?! После ссоры или для кайфа?! Если после ссоры, меньше нужно по картотеке перебирать, после ссоры - значит, не маньячишь. Бытовуха.
Ему любезно предоставили выбор. И дали хороший совет: конечно же, маньяку статья гораздо хуже. Расстреляли же Чикатило. А бытовое убийство, может, в пределах десятки. Мелькнула мысль: согласиться сейчас, выйти из кабинета здоровым, а потом отпираться на суде.
Но не мог он, чтобы завтра судачили все знакомые: 'Братеев-то убийцей оказался! А что - он способен! - Нет, я не ожидала. - А я думала всегда: такой способен!'
- Чушь это. Никого я никогда не убивал. Ни Ариадну...
В ответ он получил резкий удар сзади по затылку, так что голова кивком качнулась вперед, а подбородок воткнулся в грудь. Это кто-то из банды пинкертонов следствия.
- Язык не откусил? Ну так откусишь язык свой поганый! Как он у тебя повернулся болтнуть, что я чушь сказал?! Ну, быстро и подробно: за что и чем?!
- Я ее не убивал...
Удар сзади повторился. Больно - но еще не слишком больно. Больше - страшно и обидно разом.
- Будешь правду говорить?
- Я уже сказал правду.
- Нет, не понимаешь ты. Ну посиди, подумай.
Следователь медленно, очень картинно встал, обнаружив неожиданно длинный рост, хотя за столом казался скорее маленьким, собрал со стола какие-то бумаги, уложил их в портфель и медленно вышел.
- Не огорчай следака, понял? - послышался совет сзади.
Герой повернул было голову - и получил удар в глаз.
- Сидеть прямо и не оглядываться. Ну, будешь правду говорить?
- Я уже сказал...
Из-под Героя выдернулся стул, он полностью отметил в сознании миг невесомости, когда парил без опоры - и грохнулся копчиком, спиной, затылком об пол.
Это было уже очень больно. И по-настоящему страшно. Голову беречь. Шов бы недавний выдержал! И последняя почка! Но именно в этот момент появилось и новое чувство: ярость!
Никогда, как обнаружилось, он никого не ненавидел до этой минуты. Ненавидел до того, что величайшим наслаждением было бы схватить и этого следователя Люлько, и палача, притаившегося за плечами, и бить, бить, бить нет, медленно, подробно, тщательно убивать, откусывая щипцами по сантиметру, чтобы умирали долго-долго.
Сапоги вонзились в ребра. Очень больно, конечно, но спазм ненависти обезболивал отчасти. Похоже помрачалось сознание и уходило в туман все вокруг при любовных приступах Героя. Пароксизм ненависти оказался родственным припадку любовной страсти.
Пусть убьют! Даже, может быть, лучше, если убьют, забьют - тогда изуродованный труп будет
