— Это неправда, — повторил Максим, но сомнения уже в голосе, опасения.
— Эй, Человек-шкаф! — подозвал Великий Капиталист одного из промоутеров. — Скажи, что ты видел сегодня утром?
— Сегодня утром, — радостно принялся докладывать Человек-шкаф, — Стиралка со Смесителем взасос целовались. И Смеситель ее за попку трогал.
— Понятно. Свободен. Эй, Человек-шестеренка! — подозвал Великий Капиталист другого промоутера. — Скажи-ка, что у тебя Стиралка на днях спрашивала?
Человек-шестеренка снял с головы шляпу и оказался теткой средних лет с красным испитым лицом.
— Стиралка на днях у меня совет спрашивала, — доложила Шестеренка. — Как побыстрее залететь.
— От кого она хочет залететь? — неистовствовал Великий Капиталист.
— Да, говорит, со Смесителем пихаюсь, — объяснила Шестеренка. — Родить, говорит, от него хочу, чтобы он меня замуж взял.
— Это неправда… — шептал Максим.
— Ну, тогда сам у нее спроси.
Шаг. Второй. Десятый. Стиралка прямо перед ним. Милая девушка с нелепым пирсингом, неужели ты продала себя за материальные блага?
— Ну, и чего ты так смотришь на меня? — исподлобья взирала на него девушка. — Я понимаю, что ты в меня втюрился, но я тебе ничем помочь не могу.
— Я думал…
— Никаких надежд я тебе не давала. Ты всерьез полагал, что я стану встречаться с таким босяком, как ты?
— Но ты же ничего не понимаешь! Материальное благополучие — это иллюзия, гнусная иллюзия!
— Никакая это не иллюзия. Это твердая почва под ногами. Меня и так угораздило нищей родиться, я всю жизнь ей оставаться не собираюсь.
И упорхнула.
— Ну, чего, — скалился Великий Капиталист, — словил? Ничего, неприятности закаляют. Ну, что, понимаешь ты сейчас, что если не встанешь на тот путь, который я предлагаю, то останешься никем. Ни женщин тебе не видать, ни футбола по кабельному телевидению. Прими капитализм в душу свою, смирись с ним как с необходимостью и знаешь какими ослепительными красками засверкает для тебя жизнь! Все так делают, и все счастливы.
«Борьба между рабочими и машиной, — принялся бормотать Максим, вспоминая по памяти строки из „Капитала“, — начинается с самого возникновения капиталистического отношения. Только с введением машин рабочий начинает бороться против самого средства труда, этой материальной формы существования капитала. Он восстает против этой определенной формы средств производства как материальной основы капиталистического способа производства. Средства труда, выступив как машина, тотчас же становятся конкурентом рабочего».
С проклятиями и ругательствами Великий Капиталист растворился в воздухе.
— Все, Сосиска! — шагали к Максиму два человека в спецовках. — Снимай камуфляж.
У него еще не рассеялись круги перед глазами после исчезновения Капиталиста. Кружилась голова.
— Почему? Что произошло?
— Обанкротилась наша забегаловка. Всех уволили. Свободен ты теперь, как птица в полете. Ищи новую работу.
И снова — на хер
Совсем мать с Вовкой заколебалась. Ну, вот совсем прям!
Вроде радость краткая нарисовалась — Денис от предприятия квартиру получил по социальной ипотеке — вроде бы и раздышаться можно, да как с лежачим инвалидом раздышишься? И утку из-под него вынеси, и белье поменяй. У самой ни сил уже нет, ни желания. Ладно, Настена все делает, а как бы без нее справлялась — неизвестно.
У Дениса, пока он с семьей жил, червонец-другой можно было из кармана вытащить, а как съехал — заглох источник. Да и продукты он покупал, и за электричество порой платил. Сейчас же — ни копейки не дает. Мамаша, я по счетам плачу, ни гроша лишнего у меня нет. Отдавай Настю в работный дом, там с двенадцати лет принимают. Шить научится, деньги приносить будет. Да и тебе можно куда-нибудь устроиться. Ты же можешь передвигаться.
Может, но с чего это она должна работать при трех живых детях да муже? Она как царевна должна жить, а все ее обманывают, все ей погибели желают. Муж без вести пропал, старший сын из дома сбежал — ни тот, ни другой о ней не вспоминают, ни рубля ей не присылают. У среднего дела хорошо идут, да тоже на мать срать он хотел. Про младшего и про дочь вообще вспоминать не хочется — обуза.
— Дениск! А, Дениск! — звонит она ему из автомата на работу.
Дениска в панике трубку ладонями прикрывает, чтобы не дай бог коллеги не услышали.
— Ты устрой как-нибудь, чтобы Вовку сплавить на хер. Знаешь, как мне с ним тяжко?! — в трубке раздаются всхлипывания. — Он ведь и ссыт, и серет под себя. В квартиру не зайдешь — вонь сшибает.
— Подумаю, подумаю, — поспешно отвечает Денис. — Я сейчас не могу говорить. Не звони мне сюда больше, я сам с тобой на связь выйду.
Думал Денис неделю, соображал. И вправду, решил, надо Вовку куда-нибудь пристроить. Брат все- таки. А то мать задушит его на фиг.
Посоветовался с одним начальничком на предприятии — симпатизировал тот ему. Мужичок сообразительный. Дельный совет подкинул:
— Его просто так ни одно государственное учреждение не примет, там таких — вагон и маленькая тележка. А вот есть один пансионат в Чехии, где живут ветераны локальных войн с социализмом. Его европейские банки финансируют. Что тебе надо сделать, так это состряпать справку, что брательник твой — участник и жертва чудовищной войны справедливого капитализма с уродливым социализмом на территории Мозамбика. Директору на подпись подсунешь — тот и подмахнет, не задумываясь. А для пансионата подпись директора частного капиталистического предприятия — самый лучший аргумент.
Ого-го, вот он, выход! Да еще в благоустроенную Европу.
Через две недели Вовку отправили в Чехию. Он разнервничался почему-то и принялся кричать:
— Мама! Я же люблю тебя, мама! Не выбрасывай меня!
Вот ведь дурак! И не понял, что ему благо сделали.
— С работным домом я тоже договорился, — кинул матери через плечо Денис. — Пусть Настена школу бросает, с понедельника — на работу. Хоть колготки себе наконец-то купит.
Новые перспективы
До Саратова Максим добирался на поезде. Решил не экономить. Все-таки заработал кое-что.
Да и на книжку отложил.
«Пригодятся эти деньги, — думал. — В один прекрасный момент обязательно пригодятся».
Первым делом по прибытии на собеседование отправился: менеджеры торговой компании по продаже аудио-видео и бытовой техники уже вовсю людей набирали.
— Что бы вы хотели продавать, — спросили его, — холодильники или телевизоры?
— Телевизоры, — ответил Максим.
