— Кто я? — с комическим удивлением переспросила девушка. — И ты еще спрашиваешь? О, 'бедный юрист' с кольцом в несколько сот луидоров на пальце! — при этих словах король и Суврэ досадливо отдернули вниз руки, вспомнив, что они действительно забыли снять кольца. — Так ты не только беден, но и слеп, потому что не видишь, что перед тобой сама Фортуна! Впрочем, люди всегда слепы перед своим счастьем!
— Но если ты действительно можешь стать моим счастьем, то я готов прозреть! — пылко произнес Людовик.
— Ты 'готов'? — насмешливо повторила Полетт. — Однако для 'бедного юриста' ты необыкновенно повелителен! Он готов! А готово ли его счастье стать таковым, это его не интересует! Но я сегодня очень добра, а потому, так и быть, опрокину на твою голову свой рог изобилия!
— Нет, нет, погоди! — с комическим испугом остановил ее Суврэ. — Сначала дай слово, что в этом «изобилии» нет изобилия старой гвардии, подобно той, которую, как ты говоришь, на нас наслало твое присутствие! Натиск двух старух мы кое-как перенесли, но если их окажется целый легион…
— Увы! — ответила Полетт, опрокидывая свой рог над головой короля. — У меня не только старух, а ровно ничего не оказалось! Рог изобилия пуст! Долой его! — и она грациозным движением откинула в сторону картонный рог.
— Ты сама — изобилие любви! — воскликнул Людовик. — Иди ко мне, дай мне обвить твой стан и умчать тебя в вихре плавной куранты.[14]
— Не так скоро, бедный юрист, не так скоро! — ответила Фортуна, кокетливо грозя пальцем. — Это еще надо заслужить!
— Вот как? А я слышал, что счастье надо брать силой! — и, сказав это, Людовик с протянутыми объятиями кинулся к 'богине счастья'.
Но Полетт ловко вывернулась из его рук, сделала на ходу насмешливый реверанс и исчезла, замешавшись в сновавшую толпу.
— Черт, а не женщина! — с досадой произнес Людовик.
— Да, Луи, только здесь и можно встретить нечто подобное, — ответил Суврэ, все еще не пришедший в себя от изумления при виде неожиданного превращения скромной Полетт в эту бойкую, задорную красавицу.
— А все-таки пойдем, поищем ее, — сказал Людовик.
Они двинулись по галерее. Куранта кончилась, и им снова пришлось встретиться с целым потоком толпы. Женщины, разгоряченные танцами, кидали им манящие улыбки, заговаривали, а иные даже бесцеремонно хватали за руку. Но король брезгливо отстранял от себя назойливых. Он был весь полон капризной, грациозной фигуркой Фортуны и хотел, искал, жаждал только ее одной.
Но они обошли всю галерею, побродили по залу, а Фортуны не было нигде. Король начинал приходить в явно дурное расположение духа. Суврэ искоса наблюдал за ним.
'Маленькая чертовка здорово задела ваше августейшее сердце! — думал он. — Молодец, девчонка!'
Так дошли они до прежнего места и остановились там опять. После нескольких бесплодных попыток отыскать свое «счастье», король недовольно кинул:
— Однако пора уходить. Все это интересно на первых порах, но быстро приедается. Одно и то же… Уйдем!
— Как? — воскликнул сзади них звонкий девичий голос. — Ты уходишь, даже не попытавшись поймать свое счастье?
Король удивленно обернулся. Перед ним опять, хоть и с другой стороны, из-за выступа появилась его капризная, насмешливая Фортуна.
— Ты, должно быть, ведьма, — с досадой сказал Людовик. — Ты внезапно появляешься и столь же внезапно исчезаешь, как… как…
— Как и надлежит исчезать и появляться счастью! — подхватила Полетт. — Что же делать, прекрасный незнакомец, счастье надо уметь удержать!
— Послушай, девушка, — взволнованно сказал Людовик, подходя к ней, — бросим шутки! Ты серьезно нравишься мне. Думаю, что и ты не из одного пустого каприза вертишься около меня. Так что же! Зачем перетягивать струны?
— Что же дальше, прелестный юноша?
— Позволь мне проводить тебя!
Оркестр заиграл пламенную гальярду. Все устремились из галереи в бальный зал, и только маркиз, король и Полетт остались в этом уголке. Суврэ с любопытством наблюдал, чем кончится эта сцена, достигшая своего высшего напряжения, король с лихорадочным нетерпением ждал ответа девушки, а Полетт с кокетливой улыбкой смотрела на короля.
Оркестр играл все пламеннее, все задорнее; гальярда захватывала всех.
Гальярда, старинный трехчетвертной танец необузданного, кипучего, веселого темпа, родилась в Риме, где первоначально ее танцевали после сбора винограда, как бы празднуя победоносные свойства вина. В ней жили древние пляски вакханок. Подобно большинству старинных танцев, гальярда сочетала в себе три рода искусства: танец, музыку и поэзию, потому что ее танцевали под пение специальных плясовых куплетов, и трудно было решить, что было более пронизано палящими лучами южного солнца, хмелем вина, опьянением любви — пляска, мелодия или слова!
— Позволь мне проводить тебя! — настойчиво повторил король.
— Куда?
— К тебе, ко мне, куда хочешь!
— Зачем?
— Я буду сторожить твой сон, чтобы никто не потревожил его!
Полетт насмешливо передернула плечами и вместо ответа, приплясывая, запела под аккомпанемент оркестра строку из куплетов гальярды:
Король кинулся за ней следом, но опять, как прежде, Фортуна ловко вывернулась и скрылась среди танцующих пар.
Напрасно король искал ее — девушка скрылась бесследно, словно тень.
— Идем, Анри! — с досадой крикнул король. — Это черт знает что такое!
Суврэ молча последовал за Людовиком.
Они вышли на подъезд. Стояла дивная, теплая весенняя ночь. Площадь была погружена в сон; ни прохожих, ни проезжих почти не было видно. Только в стороне вытянулся ряд карет с сонными кучерами, поджидавшими запоздавших господ.
Король и его спутник остановились у подъезда и невольно залюбовались величественным покоем, резко контрастировавшим с только что покинутой сутолокой.
Вдруг послышался звук чьих-то быстрых, легких шагов, каблучки мелкой дробью застучали по каменным плитам, и мимо короля быстро скользнула женская фигура; она обернулась на ходу и задорно крикнула:
— Спокойной ночи, 'бедный юрист'!
— Черт! — рявкнул король, вне себя от пламенного возбуждения. — Ну, стой! Теперь уж ты не уйдешь от меня!
— А вот увидим! — насмешливо ответила девушка, скрываясь среди экипажей.
Король и Суврэ кинулись за ней, осмотрели все экипажи, но ее нигде не было. Испустив сквозь зубы громоздкое проклятие, Людовик сердито зашагал прочь.
Когда они отошли на некоторое расстояние, из-под сиденья одной из карет вынырнула Полетт, осторожно выглянула в окно и потом сказала кучеру:
