— Как мне дорого твое внимание, — ласково, с любовью сказала Елена Семеновна своему гостю, наливая ему кофе.
— Милая! — и Чемизов поцеловал ее обнажившуюся руку.
Дьякова содрогнулась и поставила кофейник. Чемизов придвинулся к ней, не выпуская ее руки. Молодая женщина в сладком изнеможении откинулась к спинке кресла.
Григорий Владимирович смотрел на нее, и ей казалось, что раздвигаются стены, уходит потолок, и она погружается в сладкий, баюкающий сон. Чемизов, ласково гладя ее руки, задушевно произнес:
— Скоро, скоро, моя дорогая, мы с тобой улетим отсюда, как перелетные птицы, далеко ото всех. Уедем в Крым. Мы проведем там с тобою медовый месяц вдвоем. Теперь там нет никого, и мы будем с тобою как на пустынном острове, а когда вернемся, то уже будем мужем и женою: где-нибудь по дороге повенчаемся тихо, скромно.
— Радость моя, я на все согласна! — шепнула Дьякова, изнемогая от счастья.
— А там, к осени, мы поедем в твое имение и проведем там время до начала сезона. Потом вернемся в Петербург, снимем квартиру и соберем всех знакомых. Да?
— Все, как ты хочешь, — воскликнула Елена Семеновна, словно колыхаясь в волнах.
Голос Чемизова доносился к ней издалека. Он что-то просил, она что-то делала, встала, уходила, вернулась.
— Ну, мне пора! — раздался близко подле нее голос Чемизова.
Дьяковой показалось, что она словно проснулась.
— Ты придешь, милый, вечером?
— Я сегодня приду к тебе ужинать.
— Я буду ждать тебя. Я приготовлю все, чтобы устроить наш маленький пир.
— Отлично! — засмеялся Григорий Владимирович, крепко поцеловал молодую женщину и вышел.
Дьякова упала в кресло. Голова ее кружилась, губы улыбались; ей казалось, что в вихре страсти она теряет сознание.
А Чемизов, выйдя от нее, оделся, сунул Агаше рубль и быстро спустился по лестнице; на площадке он вынул из кармана пачку сторублевых ассигнаций и бережно переложил их в бумажник. Лицо его торжествующе улыбалось. Он сел в экипаж и бросил:
— К 'Контану'!
Там он привык завтракать.
Через несколько времени после его ухода Агаша, неслышно войдя в комнату, спросила Елену Семеновну:
— А что, барыня, будете одеваться?
— А? Что ты сказала?
— Барыня будет одеваться?
— Да, да, да! У меня что-то кружится голова, я хочу прокатиться. Прикажи заложить серого и приготовь платье.
Елена Семеновна прошла в спальню, и Агаша помогла ей одеться. Через полчаса Дьякова села в сани, и серый в яблоках рысак помчал ее по снежной пелене Каменноостровского проспекта. Свежий морозный воздух обвевал ее лицо. Она вспоминала свою первую поездку с Чемизовым по пустынным аллеям Островов среди деревьев, усыпанных снегом.
Так прошло несколько времени.
— К Горяниным! — приказала Елена Семеновна кучеру, и сани понеслись в город.
Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Дьякова вошла к Горяниной, пышущая здоровьем, радостная, морозная.
Евгения Павловна вышла к ней навстречу и воскликнула:
— Что это, голубушка, столько времени и глаз не показали?
— Я вас ждала, — весело ответила Дьякова, — а сейчас к вам потянуло. Душечка, Евгения Павловна!.. Всегда, когда моя душа переполнена, я стремлюсь к вам! Алексей Петрович дома?
— Нет. В эту пору он всегда в суде.
— Тем лучше, я очень рада, — сказала Дьякова, проходя в зал. — Мы пойдем с вами в гостиную, сядем в уголок, и я вам открою большой-большой секрет!
Горянина улыбнулась, взяла свою гостью под руку, и они прошли в маленькую, уютную гостиную.
— Ну, рассказывайте, — сказала она, распорядившись подать чай, печенье.
— Ах, дорогая! — воскликнула Дьякова. — Я вас не видела столько, столько времени!.. Я влюблена… я люблю, и меня любят…
Она сжала руки Горяниной.
— Прохоров? — спросила та.
— Чемизов, Григорий Владимирович!
— Он? — с изумлением воскликнула Горянина.
— Да, он!
— Ведь вы его совсем не знаете. Признаться, и я его мало знаю: он был товарищем Алексея Петровича по гимназии, давно-давно.
— Он словно заворожил меня. И я, — Дьякова счастливо засмеялась, — кажется, тоже заворожила его. Он такой счастливый…
— Что же, вы выходите за него замуж?
— Да! Мы сперва устроим предсвадебную поездку. Ах, как я счастлива! Я приехала сюда лишь для того, чтобы рассказать вам об этом.
— Спасибо, — Горянина крепко поцеловала свою гостью.
Та вдруг заплакала и, как бы извиняя свою слабость, сказала:
— Я — совсем дура; сейчас мои нервы натянуты, как струны. Все меня радует, все меня волнует, и я вся, как лейденская банка, наполнена электричеством.
Евгения Павловна снова поцеловала ее.
— Ну, я поеду, — сказала Дьякова, быстро вставая. — Мне надо еще к портнихе, в Гостиный двор…
Она поднялась, снова поцеловалась с Горяниной и прошла в прихожую.
Когда за нею захлопнулась дверь, Евгения Павловна задумчиво покачала головою. Этот Чемизов показался ей теперь в другом виде. Правда, он — интересный, занимательный собеседник; правда, он красив, но в нем есть что-то отталкивающее. Нет! Чемизов — герой не ее романа.
Между тем Дьякова сходила с лестницы и вдруг встретила поднимавшегося Прохорова. Он остановился и взволнованно воскликнул:
— Елена Семеновна!
Молодая женщина вздрогнула.
— А, это вы, — узнала она, и на мгновение ей, счастливой и радостной, стало жалко его. Ей захотелось приласкать этого вдруг отвергнутого ею поклонника, и она сказала: — Почему вы ко мне не заглядываете?
— Елена Семеновна, я неоднократно пытался посетить вас, но каждый раз получал ответ, что вас нет дома. Два раза вы уезжали с этим господином. Я совершенно упал духом. Мне кажется, что нет несчастнее меня человека…
— Это почему? — с лукавой наивностью спросила Дьякова.
— Почему? Да потому, что я люблю вас, люблю безумно! — и Сергей Филиппович, несмотря на то что разговор происходил на площадке лестницы, порывисто двинулся к молодой женщине.
Дьякова отшатнулась, и ее лицо стало серьезно.
— Сергей Филиппович, — начала она, — я глубоко уважаю вас. Правда, я виновата перед вами, потому что одно время мне нравилось ваше внимание, и я поощряла его. Но я ошибалась; я не любила вас. А теперь… теперь я…
— Теперь вы любите этого Чемизова! — с горечью сказал Прохоров.
— Да, люблю его и выхожу за него замуж. Простите мне! — и она протянула ему руку.
