белых лосинах и крагах, с хлыстом под мышкою.
— Здорово, молодцы! — весело произнес он и при дружном крике солдат медленно поехал по их рядам.
И солдаты, и офицеры читали в душе молитвы, боясь какого-либо неосторожного упущения, ничтожного по существу, но в глазах взыскательного Павла могущего обратиться в преступление. На этот раз государь был в благодушном настроении.
— Вот, сударь мой, — говорил он ехавшему за ним полковнику Грузинову, — настоящие солдаты, гатчинская выправка! — и улыбался.
Проехав все ряды, он остановился у края площади и был окружен толпою зевак и собаками. Он опустил руку в задний карман мундира, вынул булку и стал крошить ее собакам.
— Ну, ты, ты! Жадная, — кричал он изредка и отгонял хлыстом слишком дерзкую собаку.
А роты тем временем выстраивались, готовясь к маршу. Наконец император скормил всю булку и махнул собакам. Те тотчас отбежали прочь.
— Ну, теперь прошу отодвинуться, — сказал государь толпе зевак и шепнул Грузинову: — Начинать!
Тот поскакал к семеновцам.
— Стройтесь! — пронеслось по рядам.
Барабаны ударили, и под их сухую трескучую дробь двинулись ряды солдат: мерно, стройно, словно по линейке. Раз! — я как одна вытягивались ноги по всей линии. Барабан замирал. Два! — и с ударом барабанов раздавалось дружное шлепанье сотен подошв по жидкой грязи. А дождь сеял и сеял.
Император не замечал его, весь отдавшись созерцанию красивой картины ротного строя, и на своем массивном Помпоне казался конной статуей. Раз, два! Раз, два! — мерно, ряд за рядом проходили мимо него ряды солдат, и он тихо кивал им головой, а потом вдруг встрепенулся, звонко крикнул: 'Благодарю!' — и поскакал с плаца.
Лица всех — и солдат, и офицеров — вдруг оживились. Словно над ними прошла грозовая туча без грома и молнии.
— Вольно! — закричали по рядам. — По домам!
Солдаты положили на плечо ружья, офицеры вытерли сырые клинки и вложили в ножны. 'Ах, вы, сени мои, сени!' — раздалась звонкая песня, и солдаты весело пошли в свои казармы. Офицеры собрались группой и шли, оживленно переговариваясь между собой.
— Башилов, приходи ко мне сегодня, — сказал Греков, высокий смуглый офицер с тонкой талией, — у меня сегодня и прелестницы… Нинетта, Виола…
— Я, брат, продулся вчера, — угрюмо ответил Башилов.
— Отыграешься!
Башилов только вздохнул. Он и хотел бы поиграть, да не на что было, а потому он уныло сказал:
— Нет, уж какая игра без алтына!
— Приходи, я дам тебе пять золотых!
Башилов улыбнулся. Мысль отыграться на эти деньги мелькнула у него в голове, но он тотчас отогнал ее прочь.
— Нет спасибо, — ответил он решительно, — если достану денег, приду, а то — нет!
XVI
БРЫКОВ В ПЕТЕРБУРГЕ
Мрачный и недовольный возвращался Башилов в свою квартиру. Черт возьми этот Петербург! Царское отличие принесло ему только неудовольствия. Оставил бы он его капитаном в Москве, и жил бы он припеваючи. Товарищи — не форсуны, богачи не меньше питерских, да душа нараспашку. Вот хотя бы Греков: парень славный, деньги дает, а возьми — и он тотчас все обращение переменит, в Москве же — Ермолин, Брыков, Прыгунов… Опять и дисциплина. Здесь так и смотри в оба: чуть что — и на гауптвахту, а попадись царю — и того хуже. Положим, будь деньги… И при этой мысли Башилов стал еще мрачнее.
Он вошел на огромный двор своего дома и с удивлением и шостановился. На дворе стояла дорожная коляска без лошадей с поднятым дышлом.
'Что сие значит?' — подумал капитан и быстро вошел к себе.
В сенях встретил денщик и доложил ему:
— Ваше благородие, до вас его благородие приехали.
— Какое его благородие? Что болтаешь?
— Никак нет-с! Из Москвы!
Башилов, уже не слушая его, вошел в горницу и в недоумении остановился. Какой-то мужчина встал с дивана при его приближении; какой-то старик, открыв дорожный погребок, выкладывал и него всякую снедь.
— С кем имею удовольствие?… — начал Башилов.
— Не узнаешь? — произнес приезжий, и по голосу Башилов тотчас узнал своего гостя.
— Брыков! — воскликнул он, и они начали обниматься. — Садись! — через мгновение произнес Башилов, торопливо сбрасывая парик, краги и прочую амуницию. — Вот обрадовал!.. Ну, длвай угостимся! Ивашка, тащи!
— А чего тащить-то? — отозвался денщик.
— Не хлопочи, батюшка, — кланяясь сказал Сидор, — у нас с дороги на всех хватит. Кушайте на здоровьице!
Башилов покачал головой.
— Продулся я вдребезги! — сказал он. — Но как ты изменился! Я не узнал тебя!
— Немудрено, — ответил Брыков и коротко рассказал свою историю.
Башилов бросил есть и вскочил со стула.
— Ах он негодяй! Ах подлая душа! — восклицал он во время рассказа. — И ты не отвел души, не побил его? Да я бы… да он бы… — И Башилов замахал кулаками.
— Этим не вернуть своего, — сказал Брыков. — Сюда я хлопотать приехал. Позволишь у тебя жить?
— Да сделай милость! За удовольствие! Здесь, брат, такая казенщина! Брр! Я вот тебя сегодня познакомлю. В гости пойдем.
— Куда?
— К товарищу! Деньги у тебя есть?
— Деньги? Рублей семьсот есть.
— Семьсот! — радостно воскликнул Башилов. — Дай двести, голубчик!
— С удовольствием!
Башилов сразу просветлел и оживленно, самоуверенно заговорил:
— Ты отдохни немного, а потом пойдем гулять. Я тебе Петербург покажу. В аглицкий трактир зайдем, потом пойдем к Грекову. Славные ребята есть у нас, только все же не Москва! Куда им! А дело твое поведем. Не унывай! Подстроим так, что государь сам о тебе спросит! Ивашка, трубку!
Когда денщик подал ее, Башилов напустил полную горницу дыма, пил вино, привезенное Брыковым, и говорил без умолку, пока вдруг не откинулся к спинке стула и не захрапел. В горницу тотчас вошел Ивашка, приподнял своего барина и ловко свалил его на узкую кровать. Брыков последовал его примеру, и скоро в горнице раздался дружный храп.
Было часа три, когда Брыков проснулся от толчков в плечо.
— Вставай! — весело говорил ему Башилов. — Идем Питер смотреть, а там и к Грекову!
Семен Павлович встал и начал одеваться.
— Ну, ты клок этот уничтожь! — сказал ему Башилов, оглядев его статский костюм. — У нас он строго воспрещен!
