прошел Рабутин… и вдруг… Теперь только и говорят, что о ней и о графе.
Князь Никита облокотился на спинку кресла и закрыл глаза. Безвыходное положение кончилось. Неразрешимый вопрос получил решение сам собою.
— Все к лучшему! — тихо, про себя, сказал Никита Федорович и, открыв глаза, удивленно посмотрел на Блументроста, точно не ожидал видеть его пред собою.
— Выпейте воды, — сказал между тем доктор, подавая стакан.
Волконский отстранил воду и твердым голосом сказал:
— Не надо!
Аграфена Петровна давно уже приехала домой, но не велела говорить о себе мужу. Она, вся взволнованная, ходила по своему кабинету, стараясь прийти в себя, чтобы потом подняться к князю Никите совсем спокойною и не подать ему вида своей тревоги. Она только что узнала, что в доме Рабутина, сейчас же после его смерти, был произведен обыск и захвачена вся переписка графа, между которою было много и ее писем, очень серьезных. Вместе с этою перепиской и она сама, Аграфена Петровна, попадала в руки Меншикова.
Наконец она подошла к зеркалу, огляделась, оправилась еще раз и решилась идти наверх. На лестнице она встретилась с Блументростом.
— Ничего, ничего, — поспешно ответил доктор и, точно виноватый, проскользнул вниз, сказав, что торопится.
— Аграфенушка, — встретил князь Никита жену, — а ты мне не сказала, что Рабутин…
Аграфена Петровна не дала ему договорить. Она не ожидала этого, и все ее старательно подготовленное мнимое спокойствие исчезло в один миг.
— Не надо, не надо об этом! — заговорила она.
— Да отчего же не надо? — спросил Волконский.
Княгиня знала мужа. Она видела, что он заметил выступившее у нее волнение и что нужно сейчас объяснить причину его, иначе он может снова забеспокоиться, не волнуется ли она п_о_т_е_р_е_ю Рабутина, как человека, который хоть сколько-нибудь был дорог ей, а настоящую причину своего волнения она боялась сказать, потому что это могло еще хуже испугать больного.
— Потому что смерть Рабутина выводит нас из затруднения и как-то неловко говорить об этом, — догадалась она солгать, и князь Никита успокоился.
VIII
ВСЕ К ЛУЧШЕМУ
Через несколько дней Никита Федорович, в первый раз после болезни одетый «по-здоровому», то есть в кафтан, чулки и башмаки, и потому особенно тщательно выбритый и причесанный, шел на половину жены, совсем 'чистенький и гладенький', как говорила Аграфена Петровна.
— Ну, вот и я к тебе в гости, — сказал он, здороваясь с женою и оглядывая ее кабинет, в котором давно уже не был и который казался ему теперь лучше, чем он думал. — Ну-с, с сегодняшнего дня, — продолжал он, — я опять начну все по-прежнему. Пора! Опять возьмусь за Мишу. Он, верно, ничего не делал в это время?
— Где ж делать! — улыбнулась Аграфена Петровна. — Он почти все время был возле тебя… Я тебе рассказывала…
— Славный, славный мальчик! — подтвердил князь Никита.
— Тише! — проговорила Аграфена Петровна, понижая голос и глазами показывая на дверь своей спальни.
— А он там? — так же тихо спросил князь Никита.
— Кажется…
— Миша, ты здесь? — крикнул Никита Федорович и наклонил голову набок.
Миша не сейчас ответил. Он слышал похвалу отца и, смутившись ею, конфузился теперь откликнуться.
- Миша! — снова повторил Волконский.
— Здесь, батюшка! — ответил, наконец, мальчик, но не пошел к отцу, чувствуя, что краснеет еще от услышанных слов его.
— Что ты там делаешь? — спросил князь Никита.
— Смотрю в окно. Мы с Лаврентием сегодня пойдем на Неву рыбу ловить. Он ушел за крючками, так я жду его.
— А-а! — произнес Никита Федорович и, оставив сына на его выжидательном посту, заговорил с Аграфеной Петровной.
Он чувствовал сегодня себя совсем бодрым, здоровым и веселым.
— Какой я сон отвратительный видела сегодня, — рассказывала она, — ужас!.. Опять, как пред твоей болезнью, все низала жемчуг и считала деньги.
— Ох, эти деньги! — воскликнул князь Никита. — Знаешь, вот нынче, говорят, дьяволы из-под земли не выходят. Да зачем и выходить им, право! Выпустят руду золотую, а мы сами докопаемся до нее, да и понаделаем ровных кружочков, и сколько из-за них зла пойдет!.. И дьяволам спокойнее, и нам не страшно. Напротив…
— Батюшка, — раздался в это время голос Миши из спальни, — посмотрите, к нам солдаты на двор идут.
Аграфена Петровна, переменившись в лице, быстро взглянула в окно и вопросительно-растерянно обернулась к мужу. В ворота их дома на самом деле входили ровным, торопливым шагом три ряда солдат с офицером.
Князь Никита и его жена сразу догадались, что это значит.
Аграфена Петровна вскочила со своего места и могла только произнести:
— Господи, что же это?
На ней лица не было.
— Пустяки! — вдруг пришло в голову князю Никите, и он поспешил успокоить жену. — Просто, верно, новые полки пришли и размещаются по квартирам: они к нам на постой идут — вот и все.
— Нет, батюшка, это — Преображенские, — снова из спальни сказал Миша, видимо, гордясь знанием военного мундира.
— Милый, что же это? — с отчаянием повторила Аграфена Петровна, схватившись за руку мужа.
— Миша, ступай к себе, — вдруг вставая и выпрямляясь, сказал Волконский и обратился к жене:- Ты не была предупреждена, тебе никто не сообщил причины? у тебя есть, что спрятать? — быстро, понижая до шепота голос, проговорил он.
— Да! — как-то неопределенно произнесла она.
— Хорошо. Прячь все, что успеешь. Я его, — князь кивнул в сторону окна, — задержу, насколько возможно. А там — не бойся: я все приму на себя. Скажу, что ты была лишь подставным лицом, а во всем был виноват я.
В это время рядом, в гостиной, уже слышались бесцеремонные, тяжелые шаги офицера, стучавшего своими ботфортами.
Князь Никита твердыми шагами направился к двери в гостиную.
Аграфена Петровна с удивлением посмотрела ему вслед. В его тоне, походке, в каждом движении явилось вдруг столько уверенности, столько хладнокровия, что она, ожидавшая испуга, может быть, даже трепета с его стороны, — почувствовала теперь, как инстинктивно передалось ей, заглушая ее испуг, это его хладнокровие, и с радостью ощущала всю силу своей любви к мужу, потому что пока там впереди что еще будет, но теперь ей не было страшно под защитой этого человека, и она кинулась к своим бумагам.
Никита Федорович, выйдя в гостиную, захлопнул за собою дверь и стал пред нею. Он спокойно глядел на подходившего в нему офицера, невольно припоминая, где он видел это откуда-то знакомое ему
