тем я сознаю, что еще недостаточно вознаградил Вас за Вашу долгую службу при мне, и потому прошу Вас принять эти деньги от меня как слабый знак моего всегдашнего к Вам расположения и благодарности…»
Письмо подписано кардиналом де Роганом, а опечатано в левом углу внизу печатью с гербом Роганов и их девизом:
«Королем быть не могу.
Быть принцем — не считаю
Достойным себя.
Я есмь Роган!»
— Вот вам, — пояснил Саша Николаич, — подлинное письмо кардинала к аббату Жоржелю, как тогда звался мой отец… Я думаю, что теперь всякие сомнения у вас должны исчезнуть?..
Княгиня взглянула на подпись.
— Да, это собственноручный почерк кардинала де Рогана, — сказала она, видимо, отлично знакомая с подписью Рогана.
После этого княгиня поникла головой и закрыла лицо руками, но вот, сделав над собой невероятное усилие, она поднялась, опустила вуаль, и, как тень, выскользнула из комнаты, не произнеся более ни единого слова.
Саша Николаич пошел было проводить ее, как вдруг услышал голос Ореста, появившегося снова в окне.
— Это была не она! — провозгласил он и поднял палец кверху.
— Откуда вы взялись и куда вы исчезаете? — спросил его Саша Николаич.
— Все очень просто! — пояснил Орест. — Я лежал во прахе на земле под окном. Когда вы выглядывали из окна, то не догадались посмотреть вниз. А я лежал внизу и слышал всю вашу интересную беседу с княгиней… Хотите знать, кто она на самом деле?
— Кто же?
— Маркиза де Ламот…
— Что за вздор!
— Очень может быть. Я это вспомнил в пьяном бреду… я сейчас вот лежал за окном, пока вы разговаривали с нею, и мне пришло в голову сравнение, как я лежал под столом маэстро Борянского…
— У кого?
— У известного маэстро бильярдной игры Борянского; вы не слышали разве о нем?
— Нет.
— Как же вы, гидальго, отстали от общественных течений!.. Впрочем, немудрено, ведь я же три дня отсутствовал и не мог вас просветить насчет означенного маэстро. Итак, лежа под столом в состоянии опьянения у маэстро Борянского, я был не замечен некими существами, одно из которых было самим Борянским, а другое осталось неизвестным, и я услышал их разговор, как я уже докладывал вам, как бы сквозь сон или полусознание… Это смешивалось с тем, что будто бы меня погребли… Но вот сейчас, лежа под окном, я вспомнил. Они упоминали, что приехавшая в Петербург госпожа де Ламот явилась здесь под фамилией, ну, как там ее… княгини, что только что была у вас…
— Княгини Сан-Мартино…
— Ну, вот именно, и я вспомнил, даже подумал, какая-то тут странность! Принчипесса Мария носит ту же фамилию… А, впрочем, все это мне, может быть, почудилось…
— Вернее всего, что почудилось, — сказал Саша Николаич. — Госпожа де Ламот, участница знаменитого дела об ожерелье, умерла в Лондоне…
— А все-таки, как эта княгиня в разговоре напирала насчет этого дела!..
— Что ж, вы думаете, к нам приехало привидение с того света, что ли?.. Насколько я знаю, привидения днем не гуляют и не велят докладывать о себе лакеям…
— Может быть, — пожал плечами Орест, — я в политику не вмешиваюсь… Но мне все-таки было бы занятно, что вот я, Орест Беспалов, и вдруг вхожу в сношения с историческими, можно сказать, личностями! Понимаете?! Вдруг слово Ореста принадлежит истории… Завидное великолепие, а?
Глава XIX
Белый
То, что слышал Орест Беспалов и принял за свой бред, было полной действительностью.
Жанна де Ламот приняла имя дука дель Асидо, его жены, княгини Сан-Мартино, и об этом говорилось у Борянского, когда Орест, незамеченный и забытый, пьяным лежал под столом, покрытым скатертью.
Вот как все это случилось.
Приехав в Петербург, Жанна де Ламот остановилась вместе с княгиней Гуджавели в гостинице. Они вместе проделали весь путь из Крыма в Петербург почти безостановочно, ехали день и ночь.
В Петербурге Жанна первым делом отправилась к одному из членов общества «Восстановления прав обездоленных», с которым была в деловой переписке и адрес которого она знала.
Родом он был, как и она, француз, а в обществе носил синий цвет. Этот Синий очень удивился появлению Жанны де Ламот, а она потребовала, чтобы общество немедленно предоставило помещение для нее и достало ей вид на жительство, причем она соглашалась исполнять какую угодно роль — гувернантки или даже продавщицы в магазине.
Синий озабоченно покачал головой и ответил, что сам ничего не может поделать, и что он обо всем должен доложить Белому…
На счастье Жанны доклад у Белого был как раз в день ее приезда, и Синий повез ее прямо к нему.
Белый, название которого, как заметила Жанна, вполне подходило к нему, потому что волосы его были белы, как снег или серебро, не выказал ничего по поводу неожиданного появления Жанны. Она же приготовилась к тому, чтобы защищаться от его упреков, зачем она явилась незваной, приготовившись высказать в красноречивой форме все, чем, по ее мнению, было обязано ей общество, которое могло по ее указаниям получить большие деньги, и не ее вина, если общество не дало ей самой действовать, а повело дело само и ничего не сделало толком.
Но все эти ее приготовления были совершенно напрасными. Белый встретил Жанну совершенно бесстрастно, расспросил, как она перенесла дорогу и, узнав, что та приехала с княгиней Гуджавели, поинтересовался, сохранила ли княгиня связи в Петербурге.
Узнав о наличии таких связей, Белый предложил Жанне остаться в Петербурге под видом жены дука дель Асидо, князя Сан-Мартино, брат-де которого, младший дук дель Асидо, князь Сан-Мартино, только что приехал в Петербург вместе с молодой женой. Эта молодая русская княгиня знакома в Петербурге очень немногим, и дук, ее муж, очень рад будет, если Жанна, под видом его невестки, с помощью княгини Гуджавели представит ее высшему обществу.
Жанне очень понравился предложенный им титул, она сомневалась только насчет самого дука — согласится ли он предоставить ей этот титул?
Белый сказал, что ее это не касается и что он в отношении дука все берет на себя.
Жанна поняла, что дук Асидо, князь Сан-Мартино, вероятно, сам входит в состав общества «Восстановления прав обездоленных», но ей это было совершенно безразлично, если тот, кто носил этот титул, соответствовал ему по манерам и по обстановке своей жизни.
А Жанне нетрудно было уговорить княгиню Гуджавели, делавшую все, что она только желала, переехать в дом, занимаемый дуком и его женой, и согласиться выдавать самое Жанну за невестку дука.
Ламот объяснила ей, что дук по старой дружбе готов выручить ее из затруднения, так как знает, что
