наступление вашей армии опрокинуло все мои расчеты. Коллекции укрыты надежно, но я покажу вам тайник. Вы победили, и они должны принадлежать вам.
- Они должны принадлежать германскому народу, - тихо сказал Климов, когда он вновь. станет свободным.
- Я плохо разбираюсь в вашем политическом учении, герр офицер, хотя и пробовал читать Маркса. И умру я со своими убеждениями. Барону фон Гольбаху не ужиться с большевиками. Впрочем, жить мне осталось недолго. Но я всегда был против воины с Россией. Это невыгодно моей стране.
- Плохо, что не все ваши соотечественники разделяют это убеждение.
- Да... Последний вопрос. Можно? Берлин еще держится?
- Пока держится. Но, судя по нашему разговору, вы неплохой историк, барон, и, наверное, помните знаменитую фразу генерал-фельдмаршала графа Шувалова, произнесенную им после взятия Берлина во время Семилетней войны в 1760 году...
- Подождите, сейчас... 'Из Берлина до Петербурга не дотянуться, но из Петербурга до Берлина достать всегда можно'.
Вошел полковник и вопросительно глянул на Климова.
- Господин барон любезно согласился передать советскому командованию на сохранность свои ценные коллекции рукописей и картин, - сказал Климов. Он хочет немного отдохнуть, а потом покажет тайник. Надо торопиться. Погода сырая, как бы чего не испортилось.
В кабинет вошел сотрудник 'Смерша'.
- Накормите старика, - сказал полковник. - И дайте ему поспать часа два. Потом свяжитесь с трофейщиками, пусть достают машины и ищут людей. Мы свою миссию выполнили...
Не успела закрыться дверь за бароном, как она вновь распахнулась, запыхавшийся молоденький лейтенант вытянулся в ее проеме и, запинаясь, сказал:
- Разрешите обратиться, товарищ полковник?
Из его сбивчивого рассказа они поняли, что задержан какой-то подозрительный человек, требующий, чтоб допрашивал его офицер в звании не ниже полковника и обязательно в 'Смерше'. Одет в гражданское, документы на немецкое имя, а по-русски говорит отлично.
- Полковник, значит, ему нужен? - усмехнулся хозяин кабинета. - Стало быть, я подхожу...
В комнату ввели человека в зеленой куртке я охотничьей шапке темно-оранжевого цвета с длинным козырьком.
Он сделал два шага вперед, остановился и спокойно посмотрел вокруг.
Климов пристально глянул на вошедшего, вздрогнул и приподнялся со стула.
- Гайлитис? Август? - шепотом сказал он.
Подходя к зданию, в котором размещалась военная контрразведка, оберштурмбанфюрер Вильгельм Хорст одобрительно улыбнулся, вспомнив, какое прикрытие изобрели для своей тайной, так сказать, канцелярии его армейские коллеги.
В этот день ярко светило солнце, на небе не было ни одного облака, подтаивал снег в многочисленных скверах, и кое-где на асфальте появились подсохшие серые пятна. Весна, последняя военная весна пришла в Кенигсберг. И в этот солнечный день совсем не хотелось думать о войне. Война казалась такой далекой, и только черные клубы дыма, поднимавшиеся в районе Ратсхофа, напоминали о ночном налете советской авиации.
Конспиративная резиденция военной контрразведки занимала трехэтажный особняк внушительного вида. На первом этаже помещалась станция по искусственному осеменению крупного рогатого скота, о чем свидетельствовал каменный бык, стоявший у входа. И здесь на самом деле была такая станция-прикрытие. Посетители проходили мимо быка в стеклянную дверь: бауэры, пекущиеся о своих коровах, и секретные агенты, которых ждали в комнатах верхних этажей.
Снаружи никто бы не смог определить, что за невинной вывеской скрывается филиал могучего ведомства, созданного в свое время адмиралом Канарисом. Здоровяки в штатском, охранявшие проходы наверх и фильтрующие посетителей, очевидно, были предупреждены о визите оберштурмбанфгорера к их шефу. Они беспрепятственно пропустили его, и на площадке второго этажа Вильгельм Хорст попал под опеку и покровительство щеголеватого обер-лейтенанта, адъютанта оберста фон Динклера, который проводил его до кабинета начальника.
После совместной поездки за город Хорст почувствовал, как резко изменилось отношение Динклера к нему. Ранее подчеркнуто официальный и сухой, оберст вдруг проникся к оберштурмбанфюреру непонятным дружелюбием. Вот и сейчас, когда Хорст пришел к нему по его просьбе, фон Динклер встретил его радушно. Говорил он о разных пустяках, мимоходом пытаясь вызвать Вильгельма на откровенный разговор, выяснить его настроение в связи с крахом в Пруссии и крахом Германии вообще, неожиданно переводил разговор на обергруппенфюрера Бёме и наконец, показав Хорсту, что несколько колеблется, сказал:
- Сейчас мы должны быть, как никогда, едины. К сожалению, и вы знаете об этом, Хорст, между мною и вашим шефом пробежала черная кошка. Почему? Затрудняюсь ответить. Но мне хотелось бы ликвидировать эту кошку раз и навсегда. Я намерен прибегнуть к вашей помощи, ибо вы честный немец и настоящий наци.
- Что я должен сделать для этого? - спросил Хорст.
- Попробуйте устроить нашу встречу в неофициальной обстановке. Так мы лучше сможем понять друг друга. Вы понимаете, Хорст, что в первую очередь я забочусь об интересах рейха.
- Разумеется, господин оберст, я так вас и понимаю.
- Значит, можно считать, что мы договорились? - сказал фон Динклер.
- Сделаю все, что в моих силах, - ответил Вильгельм Хорст.
- Пожалуйста, курите. - Фон Динклер придвинул к Хорсту коробку сигар: - И вот еще что. Мне стало известно, что вы поддерживаете дружеские отношения с гауптманом Вернером фон Шлиденом, старшим офицером отдела вооружения и боеприпасов в штабе генерала Ляша?
- Это мой приятель, - ответил Хорст, - и хороший немец.
- Немец? - усмехнулся фон Динклер. - Так вот считайте, Хорст, что я первым вношу пай в капитал нашей дружбы. У меня есть сведения, что этот самый Шлиден вовсе не немец.
Хорст приподнялся в кресле.
- Да-да! - продолжал оберст. - Я располагаю некоторыми сведениями, что ваш гауптман Шлиден работает на Запад. И вы подумайте о том, что дружба с ним вам может повредить.
- Я уважаю коллег из абвера, бывшего абвера, - с усмешкой поправился Хорст, - но на этот раз они дали маху. Вернер - американский шпион? Работает на Интеллидженс сервис? Что за чушь! А может быть, я русский разведчик, а, господин оберст? У вас что, надежный источник?
- Не совсем, - замялся фон Динклер, - но... Ведь он учился в Штатах... И мы кое-что получили...
- Спасибо за информацию, но она лжива от начала и до конца, - сказал Хорст. - Я тоже жил в Штатах и даже в России, а вы, господин оберст, насколько мне известно, восемь лет проработали в Англии... Простите, но Вернера фон Шлидена я знаю очень хорошо. Неужели вы думаете, что наша служба хуже проверяет людей, нежели вы? Да прежде чем сесть с ним за стол в одной компании, я знал о нем всю подноготную.
- Что ж, - сказал оберст, - может быть, это и не так, но согласитесь, что предупредить вас я был обязан...
Около семи веков простоял Кенигсберг в устье реки Прегель. Шестьсот девяносто весен прошумело над кровлями его крыш. И самой безрадостной была весна тысяча девятьсот сорок пятого года.
Советские войска стояли у стен Кенигсберга. После разгрома хайльсбергской группировки противника маршал Василевский перебросил освободившиеся части и соединения, огромное количество боевой техники и артиллерии к столице Восточной Пруссии. Он выдвинул перед 3-м Белорусским фронтом основную задачу: готовиться к штурму города.
А Кенигсберг готовился к обороне. Его гарнизон превышал сто тридцать тысяч человек, не считая фольксштурмовцев и мобилизованного на оборонительные работы населения.
Столетиями укреплялась прусская твердыня. Здесь каждый дом был превращен в крепость. Многочисленные форты и доты, пятьдесят километров противотанковых рвов, четыре ряда окопов с блиндажами в три и четыре наката, окутанные спиралью Бруно. Артиллерия Кенигсберга состояла из ста
