есть в чем перед тобой оправдываться.
Курильщик догоняет его и едет вровень.
— Это правда, что ты избивал Лорда, заставляя его ползать?
Сфинкс останавливается.
— Правда. Правда Черного.
— Но это было?
— Было.
Коридор первого — лампы-фонари, линолеум, испещренный следами шин… В актовом зале кто-то насилует рояль, из раздевалок доносится Песье потявкивание. Сфинкс мимоходом заглядывает во все двери. Ищет Слепого и думает: неужели Курильщик не видит, как все это похоже на улицу? Неужели не чует копоть и невидимый падающий снег?
На Слепого они натыкаются в самом конце коридора. Он избивает автомат с газированной водой, в надежде вернуть заглоченную монетку.
— Мучает жажда? — спрашивает Сфинкс.
— Уже нет.
Слепой в последний раз бьет по автомату, и на пол падает картонный стаканчик. Слепой поднимает его.
— Девятый, — говорит он. — И хоть бы один полный.
— Слепой, из этого автомата уже сто лет ничего не вылезало, кроме стаканов.
По соседству Пузырь из третьей, рулит по автостраде сбивая встречные машины и сотрясая игральный автомат.
— Тебе Рыжий в этих краях не попадался?
— Что у тебя с голосом? — интересуется Слепой. — С чего это ты осип?
— Оберегал стайное имущество от длинноногих шлюх, — мрачно отвечает Сфинкс.
— Да? Габи заходила?
Сфинкса охватывает жгучее желание пнуть Слепого. Разнести ему щиколотку вдребезги, чтобы любимый вожак надолго охромел.
— Заходила, — цедит он, борясь с собой. — И надеюсь, что больше не зайдет. Что ты об этом позаботишься.
Слепой вслушивается, склонив голову. Потом предусмотрительно заходит за автомат, убирая ноги из пределов досягаемости Сфинкса.
— Мое упущение, — признает он. — Впредь буду более бдителен. Кто это с тобой? Курильщик?
— Он самый. Вытащил его прогуляться.
— Нервничает? — равнодушно спрашивает Слепой. — А я тебе говорил. Черный его попортил.
Онемев от возмущения, Курильщик смотрит на них снизу вверх. На двух наглых, самовлюбленных ублюдков, обсуждающих его так, словно его здесь нет. У Пузыря выключается экран, автомат с дребезгом проигрывает ему несколько тактов похоронного марша. Он слушает, обнажив голову.
В актовом зале прыщавый Лавр отодвигает от рояля стул-вертушку и платком вытирает пот со лба.
— А теперь сыграй что-нибудь не такое занудное, — просят его.
Лавр надменно усмехается в пространство. Никто ничего не смыслит в джазе. Посвещать их бесполезно. Колясники в ошейниках дружно аплодируют. Его улыбке, а не его игре.
Потерянный, Курильщик катается по первому этажу. «Дышит уличной копотью». Он демонстративно отъехал от Сфинкса и Слепого и теперь жалеет об этом. Стоило послушать, что бы они еще сказали. Когда первый приступ злости прошел, Курильщик заподозрил, что все сказанное было адресовано ему. Что как только он отъехал, они заговорили о другом, а Сфинкс еще раз убедился, что он не умеет слушать.
— Ну и черт с вами, — говорит он. — Не обязан я выслушивать ваши дурацкие замечания.
— Чьи? — с интересом спрашивает кто-то, и, подняв глаза, Курильщик натыкается на улыбку Чеширского кота в исполнении Рыжего.
— Неважно, — растерянно бормочет он. Ему никак привыкнуть к тому, что с ним заговаривают члены других стай. Их готовность к общению сбивает с толку, как будто он все еще Фазан. Рассердившись на себя, он поправляется:
— Сфинкса и Слепого. Обсуждают меня в глаза, как будто я глухонемой. Это бесит.
Улыбка Рыжего делается шире.
— О-о, — тянет он. — В какие сферы я ненароком взлетел…
Курильщика передергивает. Над ним издеваются. Но невольное уважение к вожаку, пусть даже такому клоуну, как Рыжий, мешает развернутся и уехать.
Рыжий как ни в чем ни бывало протягивает ему сигареты и закуривает сам, плюхнувшись на пол. Волосы у него, как засохшая кровь, и губы такие же яркие, словно в губной помаде. Подбородок в розовых царапинах от бритья, на шее — связка сухих куриных костей. Он чудной, как все Крысы, а вблизи кажется даже еще более странным.
— Рыжий, — неожиданно для себя спрашивает Курильщик, — что ты знаешь о Матушке Анне?
Рыжий задирает голову. В лягушачьих очках сверкают блики коридорных лампочек.
— Очень мало, — признается он, стряхнув пепел прямо на белые брюки в цветочек. Ужасающе грязные. — Честно говоря, я не силен в истории. Кажется, она тут была директрисой в конце прошлого века. Жутко религиозная. Слышала голоса святых. Этакая Жанна Д'Арк на пенсии. Впрочем, она ведь была монахиней. При ней к Дому пристроили лазарет. До того имелся один жалкий кабинетик с медицинской сестрой и палата на две койки. За каждой мелочью приходилось мотаться в город. Дом-то тогда еще находился в пригороде.
— Откуда ты все это знаешь? — Курильщик потрясен информированностью Рыжего и тем, что тот, оказывается, умеет нормально говорить. Ему казалось, что Крысы объясняются в основном междометиями.
Рыжий пожимает плечами:
— Откуда? Да, в принципе, это все знают. Здесь ведь как? Хочешь что-то выяснить — покопайся в старых бумагах. В дальнем подвале их свалены целые груды. Что-то конкретное откопать нелегко, но, при желании, можно. Ближе к выходу лежат бумаги поновее, а совсем давние — в ящиках у стен.
Курильщик ежится при мысли о том, что Рыжий — Рыжий! — мог копаться в старых документах, интересуясь историей Дома. Да бог ты мой! Если бы его спросили полчаса назад, он бы, скорее всего, ответил, что Рыжий неграмотный.
— И Табаки знает оттуда же.
Курильщик не спрашивает, он утверждает. Но Рыжий расценивает его слова как вопрос.
— Табаки! — смеется он. — Табаки знает лучше всех. Он-то в основном и откапывал эти бумажки. Откапывал, сортировал и заставлял всех читать. Спроси его, расскажет куда подробнее.
Курильщик затягивается с такой силой, что начинает кашлять. Разгоняет перед лицом дым и говорит сипло:
— Он рассказал. Только не упомянул о документах.
— Любит темнить, — соглашается Рыжий, зевая. — Такая порода.
Перед ними возникает Сфинкс.
— А я тебя искал, — говорит он Рыжему.
Рыжий садится прямее:
— Кажется, ты меня нашел.
— Ты подсунул Слепому Габи. Я это кое-как пережил. Но регулярные набеги на спальню терпеть не намерен. Учти, если она еще раз у нас появится…
Рыжий вскакивает, так старательно изображая ужас, что Курильщик не может не рассмеятся.
— То ты об этом горько пожалеешь, — заканчивает Сфинкс. — Я ясно выражаюсь?
— Более чем. Ну, а если сам Слепой вдруг…
— Со Слепым я уже поговорил.
