роламбинам! А тебя… тебя, если будешь совать нос не в свое дело, вообще отстранят!
— Постой! — остановил Глеб караульного. Он вытащил шприц и наполнил его лекарством.
— Не смей! — рванулась Илона, но Лев держал ее крепко, и Глеб безжалостно впрыснул бывшей возлюбленной снотворное. Когда тело ее обмякло, Глеб вздохнул.
— Теперь можешь нести.
Детская Капельки находилась этажом выше. Вокруг было тихо, и это давило на психику. Мы шли быстро, но старались не шуметь. Уже добравшись до двери в детскую, мы услышали странное бормотание. Я прижался ухом к двери: «Щетина у чушки, чешуя у чучки», — бубнил унылый мужской голос.
«Чешуя у щучки!» — возмущался звонкий детский. Мы с Глебом переглянулись. Потом он легонько толкнул дверь. Мы увидели строгую Капельку, которая сидела с букварем за детским столом. Нарядный белый бантик у нее съехал в сторону, но никто не смел сделать ей замечание. Напротив девочки, обхватив голову руками, сидел на полу расстроенный Вадим.
— Сначала! — приказала Капелька.
— Идет козел с косой козой, — чуть покачиваясь из стороны в сторону, как завороженный начал Вадим.
— Быстрее! — поторопила маленькая учительница, видимо вялость ученика выводила ее из терпения.
— Идет бозел — козлой — бозой, — заспешил и сразу сбился Вадим.
— Ну вот! — торжествующе перебила Капелька. — Что за слова «бозел — бозой»? Нет таких слов, сам знаешь. Давай, сначала!
Глеб осторожно приготовил наручники и протиснулся в комнату, обходя Вадима сзади, я крался за ним следом. Капелька заметила нас, но продолжала муштровать Вадима, как будто, так и было задумано, а мы принимали участие в их игре. Я двигался, физически ощущая плотность воздуха. Если эта груда мышц очнется, нам с братом придется туго. Как же малявка его загипнотизировала?
— Косой козлой, — снова забормотал Вадим.
— Сам козлой! — всплеснула руками Капелька. В этот момент Глеб кинулся к Вадиму, повалил его на пол и заломил руки за спину. Щелкнули наручники, и только тогда Вадим сфокусировал на бывшем товарище замутненный взор: «Северьянов?» — с полувопросительной интонацией произнес он.
— Не ожидал от тебя, Вад! — жестко сказал Глеб.
— Проворонила кукушка кукушонка, — промолвил Вадим.
— Ворона вороненка! — немедленно поправила Капелька. — Кукушка — это когда про капюшон! Балда!
— Северянин! — кинулась она к Глебу. — Мне страшно. Я к маме хочу!
— Сейчас пойдем к маме, — согласился Глеб, — вот только дядьку в изоляторе запру.
— Северянин! Дядька няньку убил! — заревела Капелька в полный голос. Куда только подевалась маленькая бравая учительница? Я подхватил взволнованного ребенка на руки.
— Он сказал, что она устала и в той комнате поспит, — всхлипнула девочка, — но я видела: он ее задушил.
Глеб толкнул дверь в спальню, зашел туда и сразу вернулся.
— Правду говоришь, Капелька, — кивнул он, — дядька — козлой. Мы тебя больше не бросим, в башне жить не будешь, домой поедем. — Глеб заставил Вадима подняться и подтолкнул вперед: «Ступай!» Тот все еще был невменяем, смеялся, повторял скороговорки, но Глеб держался с ним начеку. Я шел поодаль с Капелькой на руках. Не опуская оружия, Глеб открыл дверь изолятора.
— Здесь посидишь, — буркнул он, смерив капитана Чартовича мрачным взглядом. Вадим послушался, но, проходя мимо Глеба, подмигнул, осклабился и доверительно сообщил.
— Хорош пирожок, внутри творожок, — Глеб с силой захлопнул за ним дверь камеры.
— Как они его заговорили! — восхитился я, — до сих пор не отошел.
— А может, притворяется, — возразил Глеб, тщательно проверяя запоры. — Думает, как оправдаться. Вот увидишь: скажет, что его заколдовали, и безобразия в башне произошли по вине Риммы Гром, а он ни при чем.
— Мама! — завопила вдруг Капелька так, что я вздрогнул и стал озираться по сторонам.
— Идем в третий отсек, — скомандовал Глеб. Первая дверь в узилище Риммы была толщиной сантиметров двадцать, вторая и третья открывались с помощью хитроумных кодов — замуровали ее так, как будто она радиоактивная. Как я ни настраивался внутренне на встречу с женщиной, вызвавшей грозу, а все-таки испугался, когда увидел ее за толстым стеклом. На нас глядело существо, источающее такую бешеную ярость, что я обрадовался надежной преграде между нами. Ее лицо показалось мне ненормально бледным, даже синим, темные волосы вздымались тучей, а в жутких черных очах время от времени вспыхивали зарницы. Я еле удержал Капельку, а дикая Римма, оскалившись, бросилась на стекло, и непробиваемая преграда треснула.
— Римма, Прекрати сейчас же! — включил передатчик и заговорил в микрофон мой брат. Но ведьма кинулась на стекло снова. Осколки окровавили ее запястья.
— Глеб, не выпускай ее! — взмолился я. Но именно это он и делал, нажимая на устройство, раздвигающее преграду.
— Убьется, ненормальная, — процедил он сквозь зубы.
— Мама! — взвизгнула Капелька, и я быстро отпустил ее, а сам вжался в стену. Римма выпрыгнула из открытого аквариума и схватила дочку.
— Девочка моя, радость моя! — повторяла она, захлебываясь от слез и прижимая ее к себе. — Живая…
— Конечно, живая, — проворчал Глеб, вытаскивая из аптечки бинты и пластырь.
— Идиот! Пустобрех! — вскинулась Римма на Глеба, отпустив Капельку. — Как ты мог ее оставить? Ты обещал беречь… как зеницу ока… Ты… ты предатель! Ее бы украли!
— Молчи! — заорал Глеб. Он крепко схватил ее за руку и, прижав коленом к столу, мастерски заклеил пластырем глубокие порезы. Она была маленькая, тонкокостная, Глеб вертел ее как ребенка.
— Успокойся, — твердил он, — откуда я мог знать? Мне и без тебя тошно. Мой друг… моя девушка… Все кончено…
— А ты заплачь, капитан, — с издевкой предложила Римма. — У тебя глаза ниже пояса были, раз не видел, не понимал, что твоей грудастой подороже продаться хочется!
— Змея! — Глеб схватился за крученные в спирали буйные волосы Риммы. Глаза ее вспыхивали, как угли.
«Неужели они всегда так «ладят» друг с другом?» — подумал я.
— Ты слово давал, капитан, — тоном ниже промолвила Римма.
— Да ты и без меня прекрасно справляешься, — возразил Глеб. — Весь город запугала. Кто теперь тебя оправдает? Тебя же обязательно приговорят… — Глеб запнулся, взглянув в распахнутые от ужаса глаза Капельки.
— Так отпусти меня, капитан, — попросила Римма.
— Такого слова я не давал, — Глеб разжал кулак, и Риммины волосы змейками рассыпались по плечам. — Ты все равно далеко не уйдешь: не наши, так роламбины поймают.
— Скажи просто, что боишься кормушки лишиться!
— Злая ты, Римма Гром, — вздохнул Глеб. — Нельзя тебя на свободу отпускать. Я тебе обещал дочку сберечь и ручаюсь, что ничего с ней не случится. Она с моим братом уедет, обо всем уже договорено.
Римма впервые удостоила меня взглядом. Я старался придать лицу равнодушный вид, но руки, засунутые в карманы, дрожали. Я заметил, что глаза у нее большие и серые, а смотрела она на меня так, как будто сканировала клеточку за клеточкой.
— А твой братец тоже непрост, капитан! — вынесла она свой вердикт, — вам бы следопытами в паре работать. Только он зеленый еще. Ты вот что, — обратилась она ко мне, — первых ощущений своих всегда слушайся, им доверяй. А еще сны запоминай. И помни, если хоть волос с головы Капельки упадет, я тебя везде найду.
— Перестань, Римма, зачем угрожаешь? — укорил ее Глеб.
— Я с мамой хочу! — нахмурилась Капелька. Римма ее обняла. — Радуга ты моя ясная! За меня не
