селах, у чужих порогов, то среди поля или в лесу. Порою ночью к ним подходили тигры, но не трогали их, потому что у беззащитных есть таинственная защита. Цапли на болотах не взлетали, когда они проходили мимо, а старая мудрая лиса однажды отошла в сторону, оставив в траве большую кость, на которой оставалось еще немного мяса.
Две пары туфель, на подошвы которых пошел толстый войлок, истерлись до дыр, и женщина дальше пошла босиком. Молоко ее пропало от случайной скудной пищи, и она заходила в чужие селения, чтобы женщины, у которых были свои сосущие дети, брали девочку к груди.
И вот однажды в горах подошла она к уединенному домику. В этом доме жили холостяки рудокопы, добывавшие в тайных рудниках серебро. Среди них оказался парень шестнадцати лет, дальний родственник женщины. Они поплакали вместе, вспомнили родное село, и парень рассказал ей, пока она обмывала разбитые в кровь ноги, что муж ее находится недалеко, рубит лес. Родственник тут же взялся сходить за ним, потому что женщина идти дальше не могла. Он ушел, а к вечеру вернулся и сообщил, что на другой день муж придет за пей.
А ночью юноша подслушал, как холостяки толковали о том, что к женщине надо взойти, раз она ходит одна без мужа. Они ругались промеж себя и спорили, кому брать женщину. Не придя ни к какому согласию, рудокопы вздумали разрешить спор картами. Они разожгли огонь и сели за карты, а парень незаметно пробрался в комнату, где остановилась женщина, и все ей рассказал. Он показал ей нож, единственное оружие, которым мог защищать ее. Она поискала по комнате и нашла железную кочергу. Юноша распустил свой пучок на голове, женщина расплела косы, и они сплели волосы в единую косу. Затем легли вместе в постель, сжимая в руках каждый свое оружие. И когда холостяки с грубым смехом и шутками распахнули дверь и втолкнули того, кто всех обыграл в карты, он увидел, что в комнате ярко горит лампа и лежат двое, сплетясь волосами голова к голове. Увидел мужчина и нож в руке парня, и кочережку у женщины. По их глазам понял, что они готовы на все, и отступил. Другие рудокопы тоже заходили, смотрели на них и уходили, не трогая их, потому что им было ясно, что парня все равно не оттащить от женщины и его придется убить, чтобы овладеть ею. На это же никто из них не решился.
Так и пролежали они всю ночь, до утра, сжимая в руках железо, пока не пришел муж женщины. Увидев его, холостяки рудокопы так и покатились со смеху, потому что выглядел он как последний бродяга. Он не стриг своих волос и не собирал их в узел, у него была дикая борода, опаленная над кострами. Рудокопы решили, что такой дурень недостоин быть мужем красивой женщины, и хотели силой отбить ее. Пока они совещались, парень подпер колом дверь и велел своим родственникам скорее уходить. И они бежали, не выходя на твердую дорогу, потому что боялись погони.
Муж шел впереди, взбираясь с горы на гору, а жена с ребенком на спине едва поспевала за ним на своих израненных ногах. И вот они оказались у реки. Тут женщина застонала и опустилась на землю, не в силах идти дальше. Тогда муж подошел к ней и положил на ее колени сухую лепешку.
— Это все, что я заработал за все эти годы, — сказал он горестно.
И он повернулся и стал уходить. Жена смотрела вслед, держа в руке лепешку, а он уходил все дальше и дальше. И тогда она окликнула его. Он остановился и крикнул ей издали:
— Иди вниз вдоль реки, там село! А обо мне забудь, жена, я не могу прокормить даже себя одного!
И он полез на гору, хватаясь за корневища и траву, как зверь на четырех ногах, а жена звала его, причитала и плакала, и ребенок заплакал, проснувшись, а он уходил, не оглядываясь. Немалые деревья, всегда покорно дающие срубить и распилить себя на куски, вдруг стали размахивать ветвями, как руками, и хлестать его по лицу. С ветки на него бросилась белка, обычно смышленая и веселая, а теперь свирепая и обезумевшая от ярости. Она метила вцепиться ему в нос по своей боевой повадке, но он успел отмахнуться от нее, а когда она вновь кинулась, то убил белку. Сорока летела за ним не отставая, садилась на ветку и плевала ему на голову. А он бежал, бежал вперед, и крик жены преследовал его, и он зажимал себе уши.
Она превратилась в лесной дух, появлялась перед людьми всегда в белом, с ребенком на руках, и выводила из леса всех заблудших.
А он превратился в черного ночного духа, тоскливого и угрюмого, и настигал тех, кто нечаянно уснет на земле под открытым небом. И в кого вселится он, тот уже перестает жалеть кого бы то ни было, кроме себя, бросает семью, детей, и от такого человека людям одна лишь морока.
ПОЖАРНИКИ ЗАХОТЕЛИ ПИВА
Начальник городских пожарников, некто Бут, и его подчиненный Витька Бурсой пили водку. Лодка с выключенным мотором тихо качалась на малой волне у берега. После рыбалки Бут и его солдат решили отдохнуть в свое удовольствие, спрятавшись от жен на Камароне.
До Хок-ро сидел под стеною дома и тыкал непослушной иглою в порванный резиновый сапог. В дом он не ушел потому, что ему было все равно, что делают те, на песке. Он сидел в тени, кепку с головы снял и положил рядом со вторым сапогом. Вдруг увидел он, как толстый Бут оглянулся через плечо на него, а Витька Бурсой, враг старика, склонился вперед и стал что-то говорить начальнику. Бут важно сбычился, взмахнул рукою и что-то крикнул. До Хок-ро понял, что это зовут его. Но старик сделал вид, что не слышал, и остался на месте. Тогда Витька Бурсой поднялся и, загребая босыми ногами песок, направился к старику. Он приблизился, сел рядом и вроде бы с большим вниманием стал следить за тем, как идет ремонт сапога. Грудь пожарника и ноздри его глубоко дышали, источая винный дух. Наклонившись к старику, он заговорил:
— Обижаешь меня, старик! Ух, как обижаешь! Думаешь, что я украл твои гроши. А можешь ли понять, темная голова, что не трогал я твоих грошей? На кой они мне, подумай. У меня лодка, мотор «Вихрь», я рыбу ловлю, побогаче тебя буду. А на большой капитал Витька никогда не рыпнется, понял?
Но старик ничего не понял, он лишь уколол нечаянно палец и оттого страшно ожесточился. Сгоряча ему показалось, что пожарник выпил вина и теперь дразнит его, что так ловко сумел стащить деньги. У До Хок-ро от гнева сами собою сжались кулаки, он еще раз глубоко укололся. Выдернув иглу из пальца, он замахал рукою в воздухе, неприязненно косясь на пожарника. На пальце сверкнула алая кровь.
— Ты пососи кровь, — советовал Бурсой, указывая на ранку, — А не то паутиной залепи… У меня есть жена, — продолжал он, — Нинка моя, да две дочки. И совесть Витька Большое еще не потерял. Так вот: пускай лодка в море потонет, а девки мои по миру пойдут, если я украл у тебя деньги. Понял? — сердито закопчил он.
До Хок-ро сидел, глядя на раненый палец: как набухает на нем, а затем падает па песок кровь, мгновенно свертываясь в темные шарики. И старик удивлялся, что кровь его такая же алая и свежая на вид, как и в молодости. Похоже, что она не постарела вместе с ним.
— Говорят тебе, не брал я денег, худой ты старик! — сердился пожарник. — Бог ты мой, да ведь он же день и ночь думает, что я вор! — волновался он. — Проклятый старина!
Старик сунул окровавленный палец в сухой песок и посмотрел в упор на врага. Тот смотрел в то место, куда сунулся стариков палец. До Хок-ро закрыл глаза, как бы впадая в сон, и тихо подумал: «Хотя ты и украл мои деньги, но теперь-то мне наплевать. Сердце мое остыло…»
Когда же он открыл глаза, рядом с ним оказался пожарный начальник Бут. Выпятив большой розовый живот с выпуклым пупом на его вершине, Бут стоял перед стариком и говорил, нарочно ломая речь:
— Старик, твоя что тут делай?
— Ладно, не пугай его, Леонтьич, — заступился Бурсой. — Живет же такой человек на свете… эх! И еще думает, что я вор…
— Раз он так думает, то я должен с ним побеседовать, — вызвался Бут и внушительно продолжал, обращаясь к старику: — Ты почему здесь живи? Кто разрешил? Завтра я присылай бригаду и твою хибарку ломай-ломай, ясно?
— Отвали, Леонтьич, — увещевал Витька своего начальника, — ты его не дразни, он и так напуганный, как хорек. А ведь лучший друг мне был, пока не засволочился!
