– Не совсем. Он на них летает, а я хочу их делать.
– Ты уже получил откуда-нибудь ответ?
– Из Кейза и Калифорнийского – с отказом.
– Может быть, в Даллас уже пришли и хорошие новости. Я спрошу твоего отца – мне так и так надо позвонить ему сегодня – сказать, что вы, бродяги, объявились тут. Дональд, если в этом году все колледжи, в которые ты обратился, откажут тебе, не отчаивайся.
– Я и не собираюсь. Напишу им на будущий год.
– Я не совсем это имела в виду. В этом году тебе тоже не худо поучиться. Дорогой, для начала тебе не обязательно поступать в технический колледж с мировым именем. Для первой ступени подойдет любой гуманитарный колледж с высоким уровнем преподавания. Клермонт, например. Или любой из так называемой Малой Лиги. Или Гриннел. Да мало ли.
– Так ведь уже август, мама. Поздно куда-то поступать.
– Не скажи, – задумалась я. – Дональд, тебя надо будет сделать восемнадцатилетним. Для начала выправим тебе миссурийские водительские права, где будет указан этот возраст, а потом и метрику. Пока она тебе не нужна – понадобится только, когда будешь получать заграничный паспорт. А подделав возраст, отправим тебя… в Гриннел, пожалуй. – Один из тех, кто принимал у меня защиту докторской, был теперь там деканом по приему, и я довольно хорошо его знала. – На один-два года. Определись, в какой именно технический колледж ты хочешь поступить, и мы устроим тебя туда на следующий год или еще через год… при условии отличных оценок.
– Мама, а деньги я откуда возьму?
– Дорогой мой сын, я готова истратить целое состояние, лишь бы разлучить вас с сестрой, пока еще беды не случилось. За аборт я платить не стану, но за твое образование готова платить – помимо того, что заработаешь ты сам в свободное от занятий время. А подрабатывать ты должен – ради дисциплины и самоуважения. В Гриннеле мальчики часто устраиваются мыть посуду в общежитие для девочек. Эти вскормленные кукурузой студенточки чудо как хороши – я видела. Но ты не слишком ими увлекайся – я собираюсь записать тебя в Фонд Говарда и попросить снабдить тебя списком айовских девочек самой младшей возрастной группы.
– Но я не рвусь жениться, мама – мне и жену не на что содержать.
– Жениться пока не обязательно. Но разве тебе нисколько не хочется познакомиться с девочками твоего возраста, которые все как на подбор, здоровы, все долгожительницы, как и ты, и желанны во всех отношениях? И которые наверняка не станут поднимать крик, если ты сделаешь вежливое, уважительное, но не двусмысленное предложение? И не возмутятся – за кого ты, мол, меня принимаешь, – когда окажется, что у тебя в кармане припасен презерватив. Сынок, ты не обязан ничего предпринимать со своим говардским списком – но если на тебя накатит возбуждение, или станет одиноко, или все вместе, то проверять говардский список не в пример лучше, чем таскаться по барам или посещать молитвенные собрания: Фонд уже проделал за тебя всю подготовительную работу. Фонду очень желательно, чтобы говардовцы женились на говардовках, и он тратит на это миллионы долларов. – Но не могу же я жениться, мама, пока не закончу учебу. А это еще, как минимум, пять лет. Мне нужна степень магистра, да и докторская по физике не помешала бы.
– Вчера ты говорил со своей сестрой Сьюзен. Как, по-твоему, они с Генри умудрились поступить в колледж сразу после свадьбы? Не волнуйся, Дональд. Выбери только себе колледж подальше от Канзас- Сити, и все твои проблемы будут решены. А твоя мать вздохнет спокойно.
Присцилла взорвалась, узнав, что Дональд уезжает. Мы не говорили ей этого до последней минуты, и в тот же день, когда она поступила в Юго-Западную среднюю школу, Дональд уехал в Гленнвил. Пока сестра была в школе, он уложил свои вещи, а когда она пришла, сообщил ей новость. И тут же сел в 'шевроле', до того старый, что на нем нельзя было ехать по автоматической дороге – не было нужных приборов. Присцилла закатила истерику. Она заявила, что поедет с ним. Она угрожала самоубийством.
– Ты меня бросаешь! Я убью себя, убью! Тогда ты пожалеешь о том, что сделал!
Дональд помрачнел, но все же уехал. Присцилла улеглась в постель. Я не обращала на нее внимания. К угрозам покончить с собой я отношусь, как к обычным капризам – подобным шантажом меня не проймешь.
Кроме того, если человек хочет лишить себя жизни, то это его право я так считаю. И если он вознамерился сделать это всерьез, никто его не остановит.
(Да, я жестокая и бессердечная ведьма. Согласна. А теперь ступайте играть в куклы где-нибудь в другом месте.) Присцилла спустилась вниз около десяти вечера и сказала, что хочет есть. Я ответила, что обед давно прошел, но она может взять себе сандвич и стакан молока. Она так и сделала, пришла ко мне в гостиную и разразилась упреками.
– Нельзя оскорблять меня, Присцилла, и в то же время есть мой хлеб, оборвала ее я. – Выбирай одно из двух.
– Какая ты жестокая, мама!
– Это засчитывается как оскорбление.
– Ох, я такая несчастная!
Это было очевидно и не нуждалось в комментариях.
Поэтому я продолжала смотреть Уолтера Кронкайта и слушать его звучную речь.
Присцилла ходила хмурая несколько дней, а потом открыла для себя, как удобно жить рядом со школой, иметь в своем распоряжении комнату, где можно принимать гостей, а также мать, которая терпит и шум, и кавардак – лишь бы потом было убрано, хотя бы раз в неделю. В доме начали появляться молодые люди. Присцилла становилась все счастливее, а вместе с ней и я.
В конце сентября я однажды спустилась вниз около одиннадцати вечера в пятницу – налить себе молока и перекусить – и услышала красноречивые поскрипывания кровати в комнате для прислуги напротив кухни. Я даже не подумала их беспокоить, испытав скорее облегчение, чем тревогу. И потом, звуковые эффекты доказывали, что Присцилла научилась получать оргазм не только с братом, но и с другими парнями. Я поднялась наверх, проверила календарь Присциллы, дубликат которого держала у себя в ванной, убедилась, что день 'безопасный' и окончательно успокоилась. Я отнюдь не ожидала, что моя дочь откажется от секса. Тот, кто попробовал и вошел во вкус, никогда не перестанет им заниматься. Если на то пошло, я бы больше беспокоилась, если бы Присцилла перестала.
На другой день я позвонила доктору Рамси и попросила его брать у Присциллы мазок и кровь на анализ каждый раз, как я ее присылаю. Я не полагаюсь на нее и подозреваю, что она рискует.
– За кого ты меня принимаешь? – хмыкнул он. – Я всех проверяю. Даже и тебя, старая кошелка.
– Спасибо, дорогой! – Я послала поцелуй его изображению на экране.
Вскоре после этого радостного события мне позвонил Джордж Стронг. – Дорогая леди, я только что вернулся. Есть хорошие новости, – с застенчивой улыбкой сказал он. – Делос согласился с тем, что ты должна войти в правление. Акционерам мы сможем об этом сообщить только на отчетном собрании, но правление вправе назначить нового директора и до собрания, если освобождается вакансия. А тут как раз один из моих заместителей собирается подать в отставку – с поста директора, не с поста моего заместителя. Сможешь ты присутствовать на собрании директоров в Денвере, в понедельник шестого октября?
– Конечно, смогу. Я ужасно рада, Джордж.
– Тогда я заеду за тобой в десять? Ракетоплан компании доставит нас в Денвер тоже около десяти по местному времени. Заседание начинается в десять тридцать в Гарриман Билдинг, а после него нас ждет ленч на верхнем этаже того же здания, в частном банкетном зале с изумительным видом.
– Замечательно! А вернемся мы в тот же день, Джордж?
– Если хочешь, Морин. Но там есть очень живописные места, а в моем распоряжении машина и шофер. Покатаемся?
– Конечно! Джордж, не забудь захватить с собой конверт номер три.
– Не забуду. Итак, до понедельника, дорогая леди.
Я ходила в розовом тумане, жалея, что не могу рассказать обо всем отцу. Подумать только – маленькая Морин из Грязи Непролазной, штат Миссури, скоро станет одним из директоров Гарримановской
