Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 25

— Вот и все, сынок, — прошептал я. — Я вернулся за тобой.

— Ты! — Он ахнул и затаил дыхание.

— Он самый. Теперь ты знаешь, кто он такой… а если пораскинешь мозгами, то догадаешься, кто ты… если же напряжешься еще чуток, то вычислишь, кто этот младенец… и кто такой я.

Он не ответил, настолько оказался потрясен. И неудивительно — если тебе только что доказали, что ты не удержался и попытался обольстить сам себя. Я отвел его в Эпекс-билдинг и мы совершили новый прыжок.

23.00, зона VII, 12 августа 1985 года, база под Скалистыми горами: Я растолкал дежурного сержанта, сунул ему свое удостоверение и велел дать парню снотворное, уложить в постель, а утром завербовать. Сержант насупился, но начальство в любой эре остается начальством; он выполнил мой приказ, наверняка думая о том, что при нашей следующей встрече он может оказаться полковником, а я сержантом. В наших подразделениях такое не исключается.

— Как его звать? — буркнул сержант. Я написал имя. Его брови поползли вверх.

— Вот как? Г-м-м-м…

— Просто сделайте свое дело, сержант. — Я повернулся к своему компаньону. — Сынок, все твои неприятности кончились. Скоро ты приступишь к лучшей из работ, известных людям… и станешь делать ее хорошо. Я знаю.

— Но…

— Никаких «но». Выспись хорошенько, потом обдумай мое предложение. Оно тебе понравится.

— Еще как понравится! — согласился сержант. — Ты на меня посмотри родился в 1917 году, а все еще служу, молод и наслаждаюсь жизнью.

Я вернулся в комнату для темпоральных прыжков и установил прибор на заранее рассчитанную нулевую точку.

23.01, зона V, 7 ноября 1970 года, Нью-Йорк, бар «У Папули»: Я вышел из кладовой с литровой бутылкой «драмбуйе», чтобы оправдать проведенную там минуту. Мой помощник все еще спорил с клиентом, запустившим в музыкальном автомате «Я мой собственный дедуля!».

— Да пусть доиграет до конца, потом выключишь автомат, — сказал я, борясь с усталостью.

Работа тяжелая, но ее кому-то надо делать, а в последующие годы, из-за Ошибки 1972 года, завербовать кого-либо очень трудно. Можете ли вы придумать лучший способ вербовать рекрутов, чем находить отчаявшихся неудачников в их паршивом настоящем и предлагать им хорошо оплачиваемую и интересную (хотя и опасную) работу? Сейчас-то всем известно, почему Пшик-война 1963 года пшикнулась. Бомба, предназначенная для Нью-Йорка, так и не поднялась в воздух, сотни других событий прошли не так, как были запланированы — и все это благодаря таким, как я.

Но не Ошибка семьдесят второго года. Нашей вины в том нет, а исправить ее невозможно — в ней нет скрытого парадокса, который можно направить в нужную сторону. Вещь или есть, или ее нет — сейчас и навсегда. Аминь. Но другой такой ошибки не будет; заказ, помеченный 1992 годом, в любой год имеет преимущество перед прочими.

Я закрыл заведение на пять минут раньше, оставив в кассе письмо дневному управляющему, в котором сообщал, что принимаю его предложение, так что пусть он встретится с — моим юристом, а сам я отправляюсь в долгий отпуск. Деньги за проданный бар Бюро может принять, если захочет, но начальство требует, чтобы напоследок все дела приводились в порядок. Я зашел в комнатку в кладовой и отправился вперед, в 1993 год.

22.90, зона VII, 12 января 1993 года, Темпоральная база отдыха под Скалистыми горами: Я доложил дежурному офицеру о возвращении и отправился в свою комнату, намереваясь недельку поспать. Там я откупорил бутылку, на которую мы спорили (в конце концов, я ведь ее выиграл) и хлебнул, прежде чем сесть за отчет. Вкус оказался мерзким и я задумался — с какой стати я считал, будто мне нравится «Старое нижнее белье». Но лучше эта дрянь, чем совсем ничего: мне не нравится оставаться трезвым, начинаю слишком много думать. Но я и не напиваюсь; другим мерещатся змеи, а мне люди.

Я продиктовал отчет: сорок рекрутов, все одобрены психологами, включая меня самого — я заранее знал, что тут проблем не возникнет. Ведь я уже служу, верно? Потом добавил рапорт с просьбой назначить меня на операции — от вербовки меня уже тошнило. Спустив оба документа в почтовую щель, я направился к койке.

Мой взгляд сам остановился на висящем над нею «Темпоральном уставе».

Никогда ж делай вчера того, что следует сделать завтра.

Если тебе наконец удалось добиться успеха, никогда не повторяй попытку.

Стежок во времени спасает девять миллиардов жизней.

Любой парадокс может быть отпарадоксирован заново.

Сейчас раньше, чем ты думаешь.

Предки всего-навсего люди.

Даже Юпитер иногда ошибается.

Он уже не вдохновлял меня так, как во времена моей рекрутской молодости; тридцать субъективных лет прыжков во времени способны вымотать кого угодно. Я разделся, и стянув майку, посмотрел на живот. После кесарева сечения остается большой шрам, но я стал таким волосатым, что его совсем не видно, если специально не приглядываться.

Потом взглянул на кольцо у себя на пальце.

Змей, вечно пожирающий собственный хвост… Я-то знаю, откуда я взялся… но откуда взялись все вы, зомби.

Я ощутил, как наваливается головная боль, но я никогда не принимаю лекарств от головной боли. Однажды я попробовал — и вы все исчезли.

Поэтому я залез под одеяло и свистнул, гася свет.

Вас здесь на самом деле нет. Тут, во мраке, нет никого, кроме меня Джейн. Совсем одной.

И как же мне тебя не хватает!

ОНИ

Они не оставляли его в покое.

Они никогда не оставляли его в покое. Он подумал, что, наверное, это часть их плана — никогда не оставлять его в покое, не дать ему возможности поразмыслить над той ложью, которой они пичкали его, не дать ему времени найти их слабые места и постичь истину.

И этот их проклятый надсмотрщик утром! Вломился со своим завтраком, разбудил его, и теперь он никак не может вспомнить сон, который ему сегодня снился. Если бы он только мог вспомнить этот сон…

Кто-то отпирает дверь. Но ему на это плевать.

— Привет, старина. Мне сказали, что ты отказался от завтрака? — и над его кроватью нависла профессионально любезная маска доктора Хейварда.

— Я не был голоден.

— Ну нельзя же так. Ты ослабеешь, и я не смогу тебя вылечить. Вставай-ка, одевайся, а я велю принести тебе эг-ног.[7]

Давай, давай, парень!

Неохотно, но не желая вступать в конфликт, он встал и скользнул в свой халат.

— Вот так лучше, — похвалил Хейвард. — Сигарету?

— Нет, спасибо.