— Убейте, не вижу, — ответил дядя.
— А это что? — показала мама на голову. Коротышке дяде пришлось стать на цыпочки,
чтобы увидеть то, что показывала мама.
— Одна-единственная прядка, — сказал дядя. — Она вам к лицу.
— Я не нахожу, — ответила мама.
— А я нахожу, — опять заспорил дядя.
— Вы ко мне слишком хорошо относитесь, — улыбнулась мама.
— Дайте, я посчитаю, сколько у вас серебряных лучиков, — сказал вдруг дядя и снова стал на цыпочки.
— Ну еще чего!
— А почему нельзя?
— Это ни к чему.
— Ну дайте я посчитаю, — захныкал дядя,
— Я сказала: нельзя — и точка!
— Вы диктатор, — сказал дядя.
Мама посмотрела на дядю блестящими глазами. В горле у нее что-то забулькало, будто она полоскала его шалфеем. Она рассмеялась.
— Я рассержусь, — сказала мама. — Идемте лучше ужинать.
— Я не хочу ужинать, — ответил дядя.
_ Глупости, — сказала мама. — Есть надо три
раза в день. Я вас угощу угрем.
_ Не надо мне угря, — ответил дядя. — Я на диете.
— Ладно, — сказала мама, — отойдите от меня.
— Легко сказать — отойдите, — ответил дядя.
— Вы ненормальный, — сердито сказала мама. — Вы просто ненормальный!
В это время в передней кто-то отпер дверь. Потом раздался папин голос:
— Чемоданы поставь здесь!
— Недурно все получилось, — сказал дяди, который пришел с папой.
Мама хотела выйти в столовую, но дядя Тиша остановил ее рукой. Так они и остались стоять. На лбу у дяди Тиши выступили капельки, и одна из них покатилась вниз и повисла на самом кончике носа, но он даже не вытер ее.
Папа и чужой дядя вошли в столовую.
— Располагайся как дома, — сказал папа. — Сейчас мы отпразднуем нашу встречу.
— А женка твоя где? — спросил дядя.
— Она, наверно, пошла к тете Насте. Так что придется по-холостяцки. Ты водку пьешь?
— Это правда, что она расширяет сосуды?
— Правда, — ответил папа. — Только боюсь, что ее не хватит.
— Хватит, — сказал дядя.
Было слышно, как папа полез в шкаф и начал вынимать оттуда рюмки, вилки, тарелки.
— Закуска будет, понятно, без оформления, — сказал папа. — Сам понимаешь, старухи нет.
— Обойдемся и без оформления. Огурец найдется, и ладно.
Найдем что-нибудь и получше огурца. Папа вышел на кухню, вернулся и спросил:
— Будем разогревать или как?
— Сойдет и холодное.
— Прямо из кастрюли?
— Валяй из кастрюли.
— За кастрюлю меня бы старуха убила, — сказал папа, — Насчет сервировки у нас строго.
— А помнишь, какая сервировка была у нас в общежитии? — спросил дядя. — А форшмак в нашей столовой? Его подавали на бумажках!
— Хорошее было время, — сказал папа. — Мы были совсем другие,
— Это точно, — ответил дядя.
— Мы были какие-то чистые, — сказал папа. — На нас совсем было мало пятен и пятнышек.
— А теперь они проступили, как на старом костюме. Носишь, носишь костюм, и вдруг на нем проступают пятна. Даже не припомнишь, где и когда их посадил.
— Что и говорить, — сказал папа. — Дай мне мои двадцать лет и взамен получай всю эту обстановку и сервировку.
— Так не бывает, — сказал дядя.
— В том-то и дело! За нашу встречу! Трень-трень, — стукнулись рюмки. Папа и дядя
замолчали. Потом папа сказал:
— Что ни говори, а есть в ней что-то такое..
— Она антибиотик, — ответил дядя.
Я посмотрел на маму. Она стояла, прислонившись к двери. Глаза ее были закрыты. Она стояла так, будто у нее что-то болело внутри. Дядя Тиша больше не смеялся и не поднимался на цыпочки. Он тоже стоял у двери, и мне показалось, что коротышка дядя стал еще меньше, еще короче, может быть оттого, что втянул свои ручки в рукава пиджака, будто ему было холодно.
— А у тебя не будут «неприятности из-за того, что ты сегодня не выехал в командировку? — спросил дядя,
— Опоздаю ла день, подумаешь, важность! — ответил папа. — Потеряю на билете тридцатку,
.— Деньги — тлен, — сказал дядя. — Махнем еще по одной.
Опять послышалось трень-трень, и папа сказал, что соленый огурец самый лучший овощ на свете и горчичка тоже хороша.
— Ну, выкладывай, как ты живешь? — спросил
дядя.
— Как кум королю и сват министру.
— А если без шуток?
— Жалованье не ахти, но жить можно,
— А женка?
— Женка у меня хорошая, — сказал папа. — Тут-то, брат, я не ошибся.
— Красивая?
— Очень интересная.
— Моя тоже фигурная женщина, — вздохнул дядя. — Вот из-за этого у нас <не ладится.
— Нет, на этот счет я спокоен, — сказал папа.
— Тогда это большое счастье, — еще раз вздохнул дядя.
— Главное, что я спокоен, — сказал папа. — Других из-за этого в командировку не выгонишь. А я спокоен. Мы живем со своей старухой душа в душу. Просто замечательная у меня женка. И сын у меня парень что — надо. И дочь институт кончает. Но женка у меня замечательная.
— А ты сам на сторону не поглядываешь? — спросил дядя.
— Это исключается, — сказал папа. — Аусге-шлоссен! Я, может быть, не такой уж хороший человек, есть у меня разные пятнышки, могу, где надо, словчить, а тут нет. Тут исключается. Тут у меня чисто. Стерильно! Это потому, что женка у меня замечательная. Выпьем за ее здоровье!
— Пусть она живет тысячу лет! — сказал дядя. Я посмотрел на маму. '' Вид у нее был
