спины, я перебираю в уме до боли короткий список возможностей для спасения, как вдруг слышу безошибочно узнаваемый звук текущей воды. Тропа впереди светлеет — сперва совсем чуть-чуть, а потом резко. Река близко!
— Только не останавливайся! Пожалуйста, не останавливайся! — шепчу я на ухо Сардженту. Перед такой рекой, как описывал Эдмунд, любой конь замрет, а мы сейчас не можем позволить себе промедления.
Мы вырываемся на прогалину, и я вижу — словно зеленые самоцветы сверкают в лучах догорающего солнца. В ту самую минуту, как мы устремляемся к воде, гончие почти настигают нас, они уже так близко, что я чую их запах, странную смесь шерсти, пота и гниения.
Скакун Эдмунда вбегает в реку, даже не замедлив шаг. Следом за ним — и конь Луизы. Однако Сонина лошадь скачет все медленнее и вот уже останавливается в нескольких шагах от края реки. Соня понукает ее, умоляет, точно та в силах понять ее слова, но толку нет — серая кобылка словно вросла в землю.
У меня есть одно лишь мгновение — мгновение, в котором все вокруг происходит и слишком медленно, и слишком быстро, — на то, чтобы принять решение. Сделать это легко, хотя бы потому, что у меня практически не осталось выбора.
Остановив коня, я разворачиваюсь навстречу гончим.
Сперва на опушке передо мной никого нет, но я слышу, как погоня близится, и успеваю снять со спины лук и выхватить из заплечного мешка стрелу. Наложить ее на тетиву и приготовиться к выстрелу для меня — что вторая натура, хотя никакие тренировки в Уитни-Гроув не могли бы подготовить меня к виду зверя, первым выскакивающего из-за деревьев.
Он совсем не такой, как я думала, какими рисовала себе адских гончих. Не черное чудовище с красными глазами, отнюдь — уши пылают красным огнем, зато шерсть мерцает белизной. Зловещий контраст: жуткий зверь — а это и в самом деле жуткий зверь, ростом почти с Сарджента, — с девственно- белым мехом. Наверное, я бы рискнула, поборов страх, погладить этот мерцающий мех — когда бы не изумрудные глаза пса. Глаза, так похожие на мои. На глаза моей матери и моей сестры. Они взывают ко мне жутким напоминанием о том, что, хотя мы и находимся на разных сторонах, но безжалостно связаны пророчеством, объединяющим нас всех.
Сзади из чащи доносится вой остальных гончих. Не знаю, сколько их там еще, но все, что остается — уничтожить как можно больше, хотя бы попробовать, и надеяться, что это даст моим друзьям время переправиться через реку.
Прицелиться как следует нелегко. Гончие быстрее любого зверя, их почти прозрачный мех словно растворяется в туманной дымке. Лишь благодаря сверканию ушей и мерцанию магнетических глаз я не теряю их в тумане.
Тщательно прицелившись туда, где, по моим представлениям, находится грудь зверя, я стараюсь приноровиться к его скорости, туго натягиваю лук и выпускаю стрелу. Она мчится по воздуху, описывает над прогалиной изящную дугу и попадает прямо в пса — да так внезапно, что я искренне изумляюсь, увидев, как он падает.
Я снова натягиваю лук для следующего выстрела, и краем глаза замечаю какое-то движение. Из-за деревьев справа от меня с треском вылетает второй белоснежный зверь. Он разворачивается ко мне, и мысль моя работает со скоростью света. Собравшись, я сосредотачиваюсь на псе, что сейчас стоит предо мной. Его-то я уж точно уложу, пока он до меня не добрался, — но тут слева на поляну проламывается еще одно чудище.
И много, много других воют в лесах за ними.
У меня начинают трястись руки. Застыв с луком в руках, я лихорадочно думаю, думаю… Пытаюсь решить, что делать. Внезапно сзади и чуть слева от меня раздается громкий треск, и пес, выбежавший на прогалину вторым, падает замертво. Воздух наполняет запах пороховой гари, и я, не оборачиваясь, знаю: Эдмунд прикрывает меня огнем из ружья.
— Лия! Нет времени! К реке! Быстро!
Голос Эдмунда разбивает мою хрупкую решимость. Я разворачиваю Сарджента к реке и гоню его в воду со всей скоростью, не выпуская лука из рук. Эдмунд проносится мимо меня, глубже в реку, но Сонина кобылка так и не трогается с места. Соня отчаянно пытается уговорить, заставить ее — но тщетно. Лошадь пляшет на каменистой отмели и в ответ на все Сонины приказы лишь отворачивается.
Времени на размышления нет. Совсем нет. Скача к кромке воды мимо Сони, я протягиваю руку и со всей силы хлопаю ее лошадь по крупу.
Я даже не знаю, получилось ли у меня — потому что Сарджент галопом проносится мимо нее и влетает в реку. Копыта его с плеском стучат по воде. Впрочем, я скорее ощущаю, чем слышу это, — в ушах стоит вой гончих, так близко, что чудится, дыхание их уже обдает жаром мне спину. Я гоню Сарджента вперед, молясь, чтобы он не остановился и не развернулся обратно к берегу.
Однако не этого стоит мне бояться на самом деле. Мой скакун бесстрашно готов двигаться дальше, на тот берег. Нет, главный мой враг сейчас — это страх, что внезапно захлестывает меня всю, без остатка. Он поднимается с ног, уже погрузившихся в воду, ползет вверх, затопляет грудь, в которой бешено колотится сердце — так сильно, что я уже и гончих не слышу. Дыхание становится быстрым и неглубоким, но порыва бежать спасаться не возникает. Напротив, я туго натягиваю поводья, заставив Сарджента остановиться так резко, что он едва не теряет равновесия.
Соня галопом проносится мимо нас.
Я застыла на Сардженте, а Сарджент, повинуясь мне, застыл в нескольких шагах от берега. От страха я впадаю в полнейшее оцепенение — сейчас я скорее умру от зубов гончих, чем рискну бросить вызов реке.
— Пора!
Я поворачиваюсь на голос. Рядом со мной Эдмунд. Меня одолевают противоречивые чувства: я и огорчена тем, что он не переправился через реку, и благодарна за то, что он пришел мне на выручку.
Глаза наши встречаются — на секунду, не дольше. Внимание мое отвлекает какой-то звук на берегу. Это не гончие — кто-то другой. Позади псов возникает черный конь со всадником, завернутым в плащ с накинутым на голову капюшоном. Неизвестный невозмутим, как будто гончие — всего лишь свора охотничьих псов.
Это удивительно само по себе. Всадник откидывает с лица капюшон, и я окончательно утрачиваю способность хоть как-то понимать происходящее. В голове у меня лишь вопросы.
13
Я пытаюсь отслеживать все сразу: гончих, которые нерешительно входят в воду, Эдмунда, который стоит рядом со мной, наотрез отказываясь следовать за Соней с Луизой, и Димитрия Маркова, спокойно восседающего на коне позади псов.
Ничто из этого не побуждает меня тронуться с места.
— Пора, Лия. — Голос Эдмунда тих, но тверд, и даже сквозь страх я отмечаю, что впервые за все эти годы он назвал меня по имени. — Они чуют ваш страх. Они идут за вами. Их слишком много — из ружья всех не уложишь, а вы слишком близко к берегу, здесь они до вас доберутся.
Слова его находят отклик в каком-то далеком уголке моего разума, но я по-прежнему не в силах пошелохнуться. Гончие осторожно заходят в воду, сперва замочив только самые кончики лап, но потом, пусть и медленно, движутся вперед, заходят по самое брюхо, и останавливаются всего в нескольких шагах от нас с Эдмундом.
И все равно я не могу пошевелиться, не могу заставить себя направить Сарджента вперед, хотя он сейчас весь напряжен и готов сорваться места и броситься вперед.
Лишь когда Димитрий медленно направляется к реке, ко мне, я стряхиваю с себя оцепенение, хотя по-прежнему не в состоянии сдвинуться с места. Смотрю на Димитрия во все глаза. И не я одна. Гончие тоже поворачиваются к нему. Внушительные белоснежные морды глядят на нового актера в нашей драме. Димитрий смотрит на них в ответ, и в этот миг я готова поклясться, что между ними происходит какая-то
