Блатные и уличные песни

Но, оказалось, пришла!
Что тут скрывать, скажу прямо:
Долго ты сына ждала,
Милая, родная мама!

Нежные глазки твои
Блеснули тогда на закате,
Когда к материнской груди
Прижался сынок твой в бушлате.

«Сын мой родной! —
Ты, вся в слезах, прошептала, —
Сын мой вернулся домой,
И жизнь моя радостней стала!»

Скажу я ей тихо: «Веди,
Веди меня в ту же избушку,
Где в детстве я плакал тайком,
Когда затеряю игрушку.

Где вырос я,
Где лаской твоей был согретый,
Где в детстве гонял голубей
Порою на крыше раздетый».

За круглым семейным столом,
Полнее бокал наливая.
Шипучим «Шампанским» вином,
Я пью за тебя, мам родная!

Пью за матерей,
Что сына с тоской провожают,
Ну а потом с лагерей
Седых на перронах встречают.

ЕДЕТ КАРЕТА

Едет карета по улице темной,
В ней два лягавых сидят.
Я между ними с руками связными,
В спину два дула глядят.

Помнишь, ты, милая, шла ты, строптивая,
Я ж тебя там не бросал.
Годы промчались, и мы повстречались,
Я тебя «милой» назвал.

Ты полюбила за нежные ласки,
За кличку мою «Уркаган»,
Ты полюбила за крупные деньги,
За то, что водил в ресторан.

Моя дорогая… Моя дорогая,
Ты помнишь, как вместе с тобой
Мы целовались и обнимались,
И я восхищался тобой?

Помню, подъехали трое на санях
И звали на дело меня.
А ты у окошка стояла и плакала
И не пускала меня.

Ты говорила мне, что очень строгий
Войдет в силу новый закон.
Я это знал, но тебе не сказал, что
Он в августе был утвержден.

Тебя не послушал, зашел в свою комнату,
Взял из комода наган.
Слегка улыбнулся и в путь устремился,
Лишь взгляд твой меня провожал.

Помню, подъехали к зданью огромному,
Встали и тихо пошли,
А кони с подельником с места сорвались
И затаились в ночи.