тем временем, собирала посуду со стола. Случилось так, что он хотел подойти к ней, дать кое-какие распоряжения, а она — с подносом, идти в приемную. Какие-то доли секунды — и они столкнулись. В последний момент она успела отбросить в сторону поднос… Он обнял ее, скользнул руками, жадно и горячо, от открытых ему навстречу плеч женщины, по ее спине, к талии и ниже. Обнял своими губами ее губы так нежно, что едва чувствовал их, и задохнулся от всплеска счастья в душе. Она обомлела, свесила руки, надломилась, готовая вот-вот упасть от неожиданной и долгожданной ласки.
Он нежно прервал поцелуй, и прижал ее к себе, к своему грохочущему в груди сердцу.
— Все, не могу, — выдохнул он.
Наталья хмыкнула ему в грудь. Он почувствовал горячий разлив ее дыхания на сердце.
— Я думала, что этого никогда не дождусь… Что теперь делать?
Переверзнев отстранил ее от себя, удерживая за мягкие и безвольные плечи.
— Ты что-то говорила о варениках.
Она посмотрела на него хмельными глазами. Он же по-доброму рассмеялся.
— Я слишком скор?
Даже немного стал опаздывать: я устала от ожидания, Олег…
— Теперь все поправим, — уверил он. — Тебе надо уволиться.
Плещаная не возражала. Служба успела ей надоесть тем, что в последнее время каждый старался через Наталью добыть что-нибудь против Переверзнева. Она не могла отказать — редко кто просто просил! Как это все утомило и опротивело — только бог знает! Тут же она себе поклялась, что когда станет женой, или любовницей — о другом и не мечтала, обязательно все расскажет ему: пусть он знает и станет еще могущественнее!
— Подготовь мне сводку, — сухо попросил он, оставляя ее, и пошел к своему рабочему столу, чтобы вызвать к себе начальника Оперативного отдела министерства Кляко Степана Федоровича, надеясь, что он уже на своем рабочем месте, но потом передумал, решив, что пойдет туда сам, чтобы по пути заглянуть в Главную экспертную лабораторию, откуда утром пришел рапорт…
Когда он распахнул дверь лаборатории, главный эксперт сладко спал, сидя в кресле. На столе перед ним были разбросаны коробки и пластиковые пакеты с 'вещдоками'. Это место в министерстве было последней экспертной инстанцией во всей Украине — здесь давали 'делам' свое последнее и веское заключение ведущие, лучшие специалисты-криминалисты, ученые и лаборанты. Кабинет эксперта мало чем отличался от остальных лабораторий и цехов, занимавших целый этаж — то же оборудование, те же стеллажи с реактивами, колбы, штативы, пробирки, горелки… Хозяин кабинета и всего этажа, за худосочность тела и тонкую воробьиную шею справедливо и тайно прозванный 'Кощейчиком', который теперь, примостившись в уголке кресла, сладко причмокивал во сне губами и смешно поводил топорщащимися под тонким горбатым носом густыми седыми усами.
Когда министр коснулся его острого плеча, главный эксперт лениво открыл один глаз, поводил ним вокруг и вновь закрыл, сильнее зачмокал губами.
— Я все уже сделал, — скрипуче произнес он, и указал узловатой рукой на гудящую лабораторную печь, на циферблате которой светились красным цветом цифры '860°C'. — Все там, покрывается румяной корочкой.
Посушу, главному лаборанту министерства, было от роду шестьдесят два года, и когда разговор касался его возраста, он с самодовольной улыбкой говорил: 'Ничего… Я служил девятнадцати министрам, и сгожусь еще десяти'. И был прав: лучшего специалиста, чем он, было не найти. Да и, самое главное, он понимал важное — как, например, сейчас, — без слов.
— Спасибо, Григорий Николаевич…
— За 'спасибо' не работаем. За вами должок, господин министр хороший.
— Исполним, — заверил Переверзнев. Он знал, что в последнее время старик страстно мечтал попасть в Канн, на знаменитый кинофестиваль: 'Может это и блажь моя стариковская, — говорил Посуш своим подчиненным, — но уж до озноба хочется пристроиться где-нибудь неприметно на ступенечке и всем этим 'звездочкам' под это… под подол посмотреть! А что?.. Чего ржать! Может у них интереснее там, чем у обыкновенных баб — чего ж они так носятся со своими прелестями?' Может и на самом деле интереснее — кто знает, но старика Посуша надо было уважить. Он много хорошего сделал. — А сам-то что думаешь по этому поводу, Николаевич?
— Я не думаю, я рассказываю о том, что вижу — работа у меня такая, — важно сказал эксперт. — Ясно, как божий день: сработали мужика профессионалы.
Он, не открывая глаз, нашарил на столе обрывок бумаги и нацарапал карандашом ряд цифр.
— Вот телефончик.
Переверзнев взял протянутый ему клочок бумаги и положил в карман.
— Ты не прячь, прочитай и запомни, — посоветовал старик. — Я потом его в печь засуну, от греха подальше.
Министр так и сделал. Тренированная годами работы в разведке память прочно запечатлела написанные цифры.
— Шел бы домой, Николаевич.
— Не могу, уважаемый. На моей худой шее висит еще 'Дело' Шестнадцатого километра'.
— Что-нибудь накопал?
— Нет. Обыкновенное ЧП, но проверить надо.
Переверзнев, не прощаясь, вышел в коридор и зашагал к лестнице — он редко пользовался лифтом.
'Дело' Шестнадцатого километра' — это пустяк. Будет чем 'левым' рот закрыть. Два месяца назад их ставленник в Национальном банке, возвращаясь домой с загородной дачи сотоварищи, сгорел в своей машине. Ставленник был за рулем. Пока тормозил, машина взорвалась. Уцелели три депутата, которые успели еще на ходу вывалиться из автомобиля. Однопартийцы подняли шум в Раде: террор, политическое убийство, расправа над прогрессивными силами и тому подобное. Сразу выяснилось, что в багажнике машины навалом лежали бутылки с недопитым спиртным. Где-то на ухабе тряхнуло, бутылки разбились и спиртное полилось на выхлопную трубу. Ставленник был 'теплым' и не успел вовремя среагировать. Фракция коммунистов не поверила этим фактам, снова скандал: все наклеп, и потребовала от министра самолично проконтролировать…
Спускаясь по ступеням Переверзнев подумал о том, что следовало бы позвонить лидеру КПУ, чтобы договориться о встрече на сегодня и в полдень убить сразу двух зайцев — отчитаться перед 'центром', 'Возрождением' и 'левыми'. С первыми было гораздо сложнее. С 'Делом' об убийстве депутата Ташкович'.
Переверзнев набрал номер на мобильном телефоне, который был всегда при нем. Ответили сразу. На разговор ушло не больше двадцати секунд: где, когда…
И спускаясь дальше по лестнице, встретился с дежурным оперативником. Офицер был бледен и взъерошен, вытягивался в струнку, багровел, стараясь дышать ровно после бега вверх по лестнице.
— Господин министр, — оперативник протянул Переверзневу папку с электронным кодом — хитрое устройство: если набрать неправильный код, папка немедленно уничтожит вложенные в нее бумаги. В таких папках переносили по министерству особо важные документы. Редко. Только в экстренных случаях.
— Степан Федорович на месте? — спросил Переверзнев, набирая код на тонкой клавиатуре обложки папки.
— Нет, — выдохнул офицер. — Звонил, что немного задержится по важному делу.
С коротким писком папка открылась. Министр, не вынимая из нее листа, стал его читать:
