Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Из записок судебного деятеля

заслуживающим уважения тот же мотив, который приводила и Засулич в объяснение своего поступка. Наконец, мне пришлось давать заключение в Сенате по делу председателя самарской земской управы Алабина, преданного суду судебной палатой с участием сословных представителей за бездействие власти, выразившееся в том, что осенью 1891 года, в самый разгар голода, постигшего приволжские губернии, он не только ничего не предпринял для обеспечения добросовестного исполнения обязательств, принятых на себя поставщиками муки и зернового хлеба на 700 тысяч рублей, но приобрел в виде муки пятого сорта, вопреки постановлению земского собрания, совершенно негодный продукт с умышленной примесью куколя и других сорных трав, а также гнилую муку, вызвавшую тяжкую болезнь 1272 крестьян, потребителей ее, и обусловившую смерть одной крестьянки. Палата оправдала Алабина, объясняя неисполнение им своей святой в данном случае обязанности его неумелостью распорядиться имевшимися у него средствами. Не говоря уже о том, что простое утверждение о неумелости человека, находящегося на службе 48 лет, бывшего управляющим удельною конторой и палатой государственных имуществ, губернатором в Болгарии и самарским городским головой, звучало более, чем странно, надо заметить, что закон требует от всякого служащего «человеколюбия, усердия к общему добру и покровительства к скорбящим», вменяя должностному лицу в «главнейшее поношение упущение должности и нерадение по части блага общего, ему вверенного». Такого приговора, конечно, никогда не изрекли бы присяжные заседатели, противопоставив, подобно палате и сословным представителям, как нечто равносильное, неумелость опытного человека и жестокое бедствие, постигшее население целой губернии. Коронносословный суд в данном случае не мог не понять, что начало неумелости, как основание к оправданию, недопустимо потому, что, получив право гражданства, оно явилось бы разлагающим по отношению к началу долга, на котором зиждется всякое служение. Это начало было бы опасным, так как в силу его представлялась бы возможность, относясь легкомысленно, невнимательно, высокомерно или бездушно к общественному бедствию и даже усугубив его таким отношением к делу, уходить из-под карающей длани закона и драпироваться в удобную и безопасную мантию неумелости. Это начало было бы несогласным с требованиями нравственности, так как при допущении его призываемый по долгу службы на помощь против общего несчастия, решаясь взяться за дело, стал бы руководиться, вместо смирения перед важностью задачи и строгой проверки себя и своих сил, одними лишь аппетитами к власти, влиянию и разного рода наградам.

Присяжных заседателей одно время жестоко упрекали за частые оправдательные приговоры по преступлениям должности. Под влиянием этих обвинений дела по преступлениям должности были изъяты от суда присяжных вместо того, чтобы улучшить условия производства этого рода дел до поступления их в суд. В Судебных уставах отдел о преследованиях по преступлениям должности всегда составлял самую слабую часть. На ней сильнее всего отразилось влияние того «ветхого Адама» нашего старого бюрократического строя, «совлечь» который с нашей судебной жизни были не в силах, несмотря на все свое желание, составители этих уставов. Дача этим делам законного хода почти всецело была предоставлена усмотрению начальства обвиняемого. Слишком большой простор, данный в этом случае личному взгляду, и отсутствие законных сроков для истребования объяснений обвиняемых создавали целый ряд ненормальных отступлений от правильного и правосудного хода этих дел. К производству следствия приходилось приступать зачастую при вполне остывших и изглаженных следах преступления. Наиболее крупным участникам преступлений удавалось во многих случаях занять положение простых свидетелей, а на скамье подсудимых фигурировал обыкновенно традиционный «стрелочник». Если же судебная власть пыталась привлечь действительно виновного, то ей предстоял целый ряд мытарств, именуемых в законе «пререканиями», как по вопросу о привлечении к ответственности, так и по вопросу о предании суду. Это затягивало дело еще на новые сроки и давало повод обвиняемому ссылаться на разные злоключения, пережитые им до судебного заседания, что, в свою очередь, не могло не влиять на приговор присяжных. Как на типический пример ненормальных условий предварительного досудебного производства дел по преступлениям должности, я могу указать на дело полицеймейстера одного из больших приволжских городов, который, грозя вследствие анонимного доноса двум девушкам из местной «буржуазии» зачислением их в разряд проституток, вынудил их для снятия с себя оскорбительного и незаслуженного подозрения подвергнуться медицинскому, освидетельствованию в компании зарегистрированных публичных женщин, причем несчастные опозоренные девушки оказались невинными. Жалобы их родителей оставлены были начальством, на лоне которого покоился предприимчивый полицеймейстер, без последствий. Тогда вступился в дело прокурор, но и его домогательства о привлечении виновного встретили отпор в губернском правлении, и лишь Сенат, рассмотревший пререкания между губернским правлением и прокурором, предписал привлечь полицеймейстера к ответственности. Но и затем, когда следствие с заключением прокурора о предании суду поступило в губернское правление, последнее с ним не согласилось. Тогда вновь возникло пререкание, которое было разрешено постановлением Сената о предании суду. Покуда медленно двигалась громоздкая колымага пререканий, дело в значительной степени выцвело, и, в конце концов, виновный в возмутительном надругательстве над честью и достоинством двух беззащитных перед вверенной ему властью девушек отделался пустяками и остался на своем месте, причем этот приговор был постановлен не присяжными заседателями.

Большая часть неудовлетворительных решений присяжных относилась к растратам вверенных по службе сумм. При разбирательстве, с одной стороны, обнаруживалось полное отсутствие каких бы то ни было начал правильной отчетности в наших волостных и сельских правлениях, а с другой стороны, присяжных не могло не смущать то, что карательные законы за должностную растрату не допускают смягчения наказания и уменьшения ответственности в случаях обязательства пополнить растраченное по легкомыслию, что, однако, существует по отношению к растратам в частном быту. Уже 24 года действует по этим делам судебная палата с сословными представителями, но участие этих представителей именно по этим делам не может быть признано целесообразным и во многих отношениях представляет своеобразные недостатки, которые приписывали суду присяжных его противники. В 1895 году многие из старших председателей палат присоединились к заявлению одного из них, что «временные члены» относятся весьма пассивно к своим обязанностям и во всяком случае не осуществляют той строгости, в расчете на которую дела по преступлениям должности были отняты у присяжных заседателей. По заявлению одного старшего председателя, обыкновенно по входе в совещательную комнату для решения дела представители дворянства справляются о том, какое самое малое наказание за судимое преступление, и с размером его сообразуют и вывод свой о виновности; представители города спрашивают у председателя, нельзя ли оправдать подсудимого; волостные старшины на вопрос об их мнении обращаются, в свою очередь, к председателю с вопросом: «Как прикажете?» Поэтому, в сущности, дело решают коронные судьи, присутствие которых вызывает во временных членах равнодушное отношение к подаваемому мнению, за исключением редких случаев, где оно упорно тенденциозно и, следовательно, неправосудно. Вместе с тем, как показала практика палат, надлежащие сословные представители дворянства и городов всемерно уклоняются от исполнения своих судебных обязанностей, заменяя себя, в порядке обратной постепенности, совершенно неподходящими лицами вроде секретарей дворянских депутатских собраний и членов городских управлений по надзору за торговлей и т. п. Еще в первой половине восьмидесятых годов тогдашний прокурор Петербургской судебной палаты Муравьев сделал в юридическом обществе очень поучительный доклад, в котором со свойственной ему ясностью и категоричностью доказал с цифрами в руках, как шатки и произвольны надежды, возлагаемые на особую репрессивность суда без участия присяжных заседателей. В комиссии по пересмотру Судебных уставов он поддерживал, уже в качестве министра юстиции, замену сословных представителей специальными присяжными заседателями особого состава с повышенным имущественным и образовательным цензом. А ныне теперешний министр юстиции И. Г. Щегловитов, при обсуждении в марте истекшего года в общем собрании Государственного совета законопроекта о порядке преследования должностных лиц, на основании многолетнего и разностороннего опыта, высказался решительным образом за возвращение дел о преступлениях должности суду присяжных заседателей.

Есть еще один упрек, делаемый присяжным их теоретическими и практическими противниками, — упрек в пассивности и малой самодеятельности. Но и этот упрек, по моим наблюдениям и воспоминаниям, несправедлив. Судебная практика представляет случаи, где коронные судьи пользовались предоставленным