Но учёба тоже считается. Счёт как раз и начинается с первого класса. Ученикам шестого класса на Ортисе в основном по шесть лет. Но есть и старше. Это те, кто в свободное время трудятся или занимаются в двух школах, например в художественной или музыкальной.
Чем старше ортисянин, тем больше полезных дел он совершил, а значит, тем больше его и уважают.
Я сказал Кинечу:
- Знаешь, а один мой друг имел бы здесь всего четыре года, так как его оставляли на второй год в пятом классе. А если ещё учесть, что он не ходит на школьные воскресники и не собрал и пуда металлолома, то подходит у вас к младшей группе детсада.
Письмо второе
Чудеса начинаются
Привет с Ортиса! Итак, продолжаю.
Мы двинулись в ортисянский город. Не прошли мы и ста шагов, как мне захотелось пить. Я сказал об этом Кинечу.
- Пить? Сейчас. - Он стал рыться в карманах. - Нашёл! Вот, пожалуйста! - и подал мне таблетку величиной с пятак. - Пей!
Легко сказать - пей. А что пить? Таблетку?
- Пей, пей! У меня ещё есть, - улыбался Кинечу. Он и не догадывался, что мы пьём не таблетки, а воду.
Сунул я таблетку в рот и сразу почувствовал, что рот стал полным воды. Я чуть не захлебнулся, но всё же проглотил. А воды опять полон рот. Я едва успевал глотать и с ужасом думал, что делать, когда напьюсь. Но вода вдруг больше не стала накапливаться, и мне осталось только поблагодарить Кинечу. На всякий случай я спросил:
- А газировки в таблетках у вас нет?
- И газировка есть. Одну минутку.
И Кинечу опять полез в карманы, но я остановил его:
- Не надо. Это я только так, для справки.
Планета Ортис мне начинала нравиться.
Город с первого взгляда тоже показался обычным: дома, улицы, скверы. Но я уже был учёным и внимательно присматривался и к домам, и к улицам, и ко всему, что встречалось на пути.
И вот что увидел. Дома здесь не прямоугольные, как у нас, а восьмигранные. Окон нет совсем. Стены сделаны из прозрачной пластмассы. А что это значит? Это значит, что здесь об уличных футболистах заботятся больше, чем у нас. Здесь в футбол, раз нет окон, можно играть где угодно.
Вот бы тебе сюда попасть, Степа!
С другой стороны, видеть город без окон мне было как-то непривычно. Вдруг взбредет кому-нибудь в голову из ортисишек влезть в окно, а окон нету! И бумажных голубей пускать неоткуда. Да-а, посмотришь со стороны - не дома, а аквариумы. Но ортисяне живут - не жалуются.
На улицах я не заметил ни одного сердитого. Идут все - улыбаются, разговаривают-смеются, прощаются-хохочут. И хоть бы один нахмурил брови!
- Отчего всем так весело? - спросил я Кинечу.
- Ортис - самая весёлая планета во всей Вселенной, - сказал Кинечу. Ортисяне никогда не плачут, никогда не грустят. Они только улыбаются и смеются. Но почему ты вдруг перестал улыбаться?
- А зачем же без всякого повода улыбаться, - сказал я. - Это, наверное, трудно?
- Нисколько! Это дело привычки, - с улыбкой сказал Кинечу и вдруг испуганно посмотрел по сторонам. - Улыбайся! Пожалуйста, улыбайся! Тебя уже заметили смехачи.
И только он это сказал, как нас окружили ортисяне с плакатами и транспарантами: 'Долой кислые физиономии!', 'Смех для всех!', 'Улыбайся! Ты принесёшь пользу не только себе, но и обществу!'. Кинечу шепчет:
- Это из клуба 'Смехачей'. Улыбайся! Они не отстанут, пока не рассмеешься.
А на меня, как назло, будто столбняк нашёл. Никак не могу улыбнуться. В уме говорю себе: 'Ну что тебе стоит?' - растягиваю губы, ничего не получается. А смехачи кричат:
- Это фальшивый смех!
Стало мне на них смешно смотреть, на этих весельчаков, я не вытерпел, заулыбался по-настоящему.
Последний рёва
Да, люди на Ортисе совсем не умеют ни печалиться, ни сердиться. А плач считается пережитком прошлого. С ним здесь борются так же, как у нас с религией или алкоголем.
В прошлом на Ортисе читались такие лекции: 'Плач-враг здоровья', 'Плач и борьба с ним', 'Смех и долголетие'. Теперь на Ортисе никто не плачет. Ортисяне больше всего радуются и смеются. Можно подумать, что у них круглый год праздник. Правда, в городе каким-то чудом всё-таки сохранился один рёва. О нём известно каждому ортисянину, и вот что рассказал мне о нём Кинечу.
Зовут рёву Лёсо. Ещё в школе никто никогда не мог выпросить у него ни резинки, ни карандаша. Все, например, идут в кино, а он - деньги в копилку. Все в очередь за эскимо, а он опять - деньги в копилку. Денег накопил целый сундук. А тут - раз! - деньги взяли и отменили. Насовсем! Сел Лёсо на сундук и такого рёву задал, что его едва водой отлили. Потом ему говорят:
- Ну чего ты ревёшь? Ведь одеваешься, как все. И ешь теперь, как раньше короли не ели.
А Лёсо, знай, хнычет:
- В кино не ходил... Эскимо не ел...
Смотреть на него съезжаются из самых дальних уголков Ортиса. Особенно часто в этот город приезжают артисты. Ведь на сцене всё должно быть правдиво, как в жизни. Значит, и плач должен походить на настоящий. А где его увидишь, если все улыбаются? Вот и приезжают артисты к рёве учиться. И стоит ему только с сожалением напомнить: 'Да, много денег пропало!' - как Лёсо заливается слезами.
После каждого сеанса артисты аплодируют ему. А то и руку пожимают благодарят.
Правда, рёва от такого внимания постепенно зазнался, повеселел и стал реже плакать, и тут артисты перетрусили: а вдруг он совсем реветь перестанет?
Но я думаю, страшного в этом ничего нет. Пусть тоже смеется. Он и так немало слёз пролил из-за своих денег. А рёву можно с Земли доставить - у нас они ещё не перевелись.
Сонное царство
Это случилось в первый же день, как я очутился на Ортисе. Идём с Кинечу по городу. Я, конечно, глазею по всем сторонам. Вдруг слышу звон курантов, а потом музыку, похожую на колыбельную. Смотрю, прохожие на улицах забеспокоились, засуетились. Одни торопятся занять места на скамейках, другие - прямо на газоны лезут. И устраиваются так, будто спать собираются.
Не успел я и глазом моргнуть, как все уже спали. Спали прохожие и постовые. Спали водители и пассажиры. В магазинах - продавцы и покупатели. Остановились и троллейбусы. Замолчало радио. Потухли телевизоры. Настоящее сонное царство!
Мой Кинечу тоже начал клевать носом.
- Что случилось? - спросил я его с удивлением.
- Тихий час, - успел ответить Кинечу и захрапел.
Потом, когда тихий час кончился и все проснулись, Кинечу объяснил, что вместе со звоном курантов из отдела здравоохранения по городам и сёлам посылаются специальные сонные лучи.
На меня, как на новичка, они подействовали не сразу (поэтому-то я и видел, как спали ортисяне). Но и я всё же не устоял перед сонными лучами и тоже вздремнул. Да так сладко, что Кинечу еле-еле растолкал меня. Славный он ортисёнок - этот Кинечу!
Письмо третье
Страна автоматов
Ты послушай, Степка, какая техника на Ортисе! Автоматов здесь видимо-невидимо. Шагу не сделаешь, чтобы не столкнуться с автоматом. Автомат-регулировщик. Автомат-видеофон (не телефон, а видеофон: разговариваешь - и видишь с кем). Автомат-библиотекарь. До чего додумались ортисяне - даже автомат для очистки перьев изобрели!
Так вот, шагаем мы с Кинечу по городу. Смотрю - боксёрский ринг у дома. Прямо на улице. Зевак немного, но боксёры работают на честность. Видно, соревнование ответственное. Судья, секунданты-всё, как у нас. И боксёры что надо! Бац-бац! Прыжок. Выпад. Бац! Тузят друг друга по всем правилам. Бросок. Глухая защита. Удар.
Но что это? Уснул судья, что ли? Боксёры бьются три... пять... десять минут, а гонга нет. Я не выдержал
