голову, посмотрел на висевший над кроватью коврик: 'А скажите, тетя, что за гипсовый лось стоит в лесу?' Поглядев внимательно на племянника, тетка ответила осторожно: 'Верно, стоит лось. Лось как лось, вот и стоит'. - 'С чего вдруг?' - Пенкин посмотрел прямо в глаза тетке. 'Мы люди маленькие! осадила тетка не в меру любопытного племянника.- А только зря не поставят!' Здесь женщина посмотрела на часы над ковриком, часы пробили, деревянная кукушка убралась в футляр, и Пенкин, поблагодарив тетку за чай, нашел свои полуботинки в прихожей и, попрощавшись и закрыв за собой дверь, вышел на лесную дорожку. В электричке и весь следующий день лось занимал все мысли Пенкина - хлопал по дюжим бокам хвостом, кивал рогатой головой, выделывая ногами такие коленца, точно был вовсе не гипсовым мертвым изваянием.
Выставком традиционной, проходившей всегда в начале лета выставки работал уже три часа: просмотрено было уже много работ и удачные в художественном отношении приняты, приближалось время обеда, и художники думали больше о хлебе насущном и некоторые уже было поднялись со стульев, но именно в этот не лучший момент появился и предстал перед выставкомом с завернутой в холст скульптурой Пенкин.
Надо сказать, что в секции скульптуры Пенкина знали давно,- слыл он личностью ничем не примечательной, и если брали работу его на выставку, то ставили работу всегда в месте незавидном, где- нибудь в углу, подальше.
Пенкин снял со скульптуры холст, и члены выставкома увидели гипсового выкрашенного коричневой краской лося - вещь, не имевшую к искусству никакого отношения, расхожую в том смысле, что встретить такое можно на базаре, на дощатом прилавке в окружении вереницы слоников и гипсовой свиньи-копилки с дыркой в голове. Члены выставкома с редким единодушием отклонили крашеного лося, председатель объявил перерыв, и члены выставкома гурьбой отправились обедать.
Глубокой ночью в неверном свете луны по залу с силуэтами темных скульптур крался Пенкин, тень его, отбрасываемая холодным светом, казалась длинной и горбатой - согнувшись под тяжестью лося на плече, Пенкин ступал по поскрипывающему вощеному полу и, миновав два главных больших зала, остановился в третьем нужном ему зале поменьше.
Пот и страх навалились на него с еще большей силой, как только он перестал двигаться, остановившись в углу зала, в месте, где стояли обычно его работы, если попадали на выставку. Пенкин снял чужую работу с постамента и, взявшись за лося, водрузил изваяние на свободное теперь место, будто почувствовав ободряющий удар копытом под ложечку, что, конечно, только показалось - крашеный лось стоял на постаменте тихо, как и положено стоять изделию из гипса - Пенкин, задвинув снятую скульптуру за постамент, прикрыл скульптуру холстом и, смахнув рукавом обильный пот с лица, двинулся назад; пройдя два больших зала, открыл дверь знакомой кладовки, в которой ждал, когда закроют помещение на ночь, и, упав широким задом на перевернутое ведро, привалился боком к некрашеной стене и заснул мгновенно. Утром его разбудили голоса уборщиц, выйдя из кладовки, переждав за шторой, пока из коридора уборщицы перейдут в зал, Пенкин, никем не замеченный, открыл входную дверь и очутился на улице.
Этим же днем, в шестнадцать часов, выставка открылась и вернисаж походил бы на вернисаж прошлогодний, если бы не два случая, необычных, странных, а то и вовсе непонятных.
Народ на вернисаж ходил свой, знавший друг друга давно и ни в какую Книгу отзывов ничего не писавший, - скульптор брал собрата по профессии под руку, подводил к своей работе и рассказывал, естественно, больше о достоинствах, чем о недостатках работы, вот, собственно, и все - ничего, впрочем, особенного...
Но тут, в этот день, Книга отзывов была найдена, открыта и листы ее исписаны. Все записи касались только Пенкина и его крашеного лося, и все до единой записи были дурного, ругательного свойства. Когда книга была исписана до последней страницы, произошло еще более странное событие: в зал вошел маленький толстый человек, сопровождаемый двумя атлетического сложения мужчинами, человек, быстро перебирая короткими ногами, обошел зал, затем так же быстро и молча второй и, наконец, в третьем зале остановился не где-нибудь, а перед злосчастным гипсовым лосем Пенкина. 'Ну что ж! Вполне в духе времени. - Наклонившись, прочел вслух: - 'Лось', автор Пенкин. - И оборотясь к художникам с лицом, похожим на редьку, так что длинный тонкий корень редьки падал на лоб тонкой единственной прядью волос, сказал громко: - Похож лось. Несомненно! И найдет покупателя. Рыночная вещь'. И, произнеся все это с видимым удовольствием, пошел быстро мимо расступившихся, изумленных художников через залы к входной двери и, сев в стоящую у уличного тротуара длинную, невиданную машину, уехал.
На следующий день, утром, нашли совершенно пьяную уборщицу, которая, мотая головой и плача, клялась, что гипсовый лось выпил у нее всю воду из ведра, приготовленного к уборке.
В поселке Ефросинья родила мальчика, и с разницей в неделю утром закричала Евдокия и, разрешившись от бремени, заснула счастливо, а мать вынесла ребенка на крыльцо, под теплый луч солнца, и люди видели, что то был мальчик.
Дети боялись куклы, кукла была ничья - никто не хотел брать куклу в дом, но, собравшись вместе, дети наряжали куклу в разные одежды, и все-таки кукла не становилась настоящей куклой, кончив забавляться, оставляли куклу, сунув куклу под куст, как что-то запретное, кукла ночевала под кустом, пока утром не приходили дети, чтобы снова сделать из куклы детскую куклу, но кукла с маленькой головой и большой выпуклой грудью смотрела нарисованными недетскими глазами на детей, и когда дети устали от своего любопытства, бросили куклу в лопухи. Рано утром Агриппина вышла на крыльцо, разминувшись в дверях с черной кошкой, увидела четырех больших крыс, принесенных кошкой, и лежавшую в середине розовую фигурку из пластмассы. Агриппина, наверное, рассудила как и черная кошка, положившая куклу не с краю, а на самом видном месте, потому что бросила куклу в глубокий узкий овраг, служивший помойкой.
Дождь лил два дня, грибов в роще было видимо-невидимо, люди возвращались домой с полными корзинами, варили и жарили белые грибы, грибной дух поселился в поселке и висел в воздухе, а в доме в конце поселка родился мальчик, и люди не знали, хорошо ли все это - к чему и почему так?
На закате красный пастух в черных сапогах слушал длинный невеселый рассказ рабочего, и когда солнце село и рабочий шел за большой темной спиной коровы, то пропустил знакомый широкий куст, похожий на плечистого пастуха, и, вернувшись домой, разделся и лег спать, но утром проснулся рано, вышел на крыльцо, сел на ступеньку, и руки, лежавшие на коленях, были вовсе не его руками, не принадлежали ему больше и существовали сами по себе, отдельно - чужими были руки, не складывались с ним никак в одно целое, и так горько стало, что, встав, начал ходить по двору без всякого смысла. 'А что, и правда гвозди хорошие!' - достал из широкого кармана плоскую с яркой этикеткой коробку, открыл один к одному, не в машинном масле - точно мыл их кто, чисто и аккуратно лежали в коробке гвозди - заколачивай любой, и взял рабочий, подержал гвоздь в ладони, в пальцах грубых, нажал и с удивлением, почти страхом, почувствовал, как гнется гвоздь, выкинул гнутый некрасивый гвоздь, достал молоток из хозяйственного сарайчика - примерился, ударил по шляпке раз, другой, и гвоздь вошел ровно в доску сарая, но второй согнулся и третий; доставал из аккуратной коробки гвозди, и часто гнулись голландские гвозди. 'Да как же так? Что ж ты гнешься - ведь обычного дерева доска!' - колотил по слабым гнущимся гвоздям и не заметил, как перебудил в доме братьев, что стоят братья на крыльце и не понимают ничего, и узнали все в поселке, что закрыли небольшой завод, где гвозди делали, где слесарил рабочий, закрыли, и все.
На этой же неделе - от рощи до леса было недалеко, почти граничили роща и лес - не заметила поселковая женщина, собирая грибы, как вошла в лес, но вдруг подняла глаза, увидела такого же сделанного из гипса, что и лось, человека, и человек этот гипсовый двигался. Испуганную женщину нашли люди, шедшие за грибами, довели до дому, и хотя и сильным был испуг свидетельницы, не поверили ей - одно дело лось гипсовый, а совсем другое - человек.
На гипсового раскрашенного лося Пенкина и правда находился покупатель. Пенкин, закончив очередного сохатого, относил вещь в художественный салон, относящийся к Союзу художников. Дирекция салона и выставком, принимавший работы, знали, что лося Пенкина непременно купят, и выставком, с омерзением встречая следующего лося, принимал чудище, потому что для салона, еле сводившего концы с концами, лось означал верные деньги. Но однажды, подойдя к входной знакомой двери, убедился Пенкин, что дверь салона закрыта, заглянув в витрину, увидел непривычную пустоту, сваленные на пол пустые полки для скульптуры, лестницу, заляпанную краской, с одинокой фигурой маляра, стоявшего на верхней ступеньке лестницы, так что Пенкину видны ясно были только скучные испачканные краской рабочие штаны и башмаки маляра. На осторожный стук Пенкина дверь открыл спортивного склада молодой человек
