Дома у Светланы — так звали блондинку — они действительно пили кофе, разговаривали на маленькой кухне.
— У тебя холодные глаза, Андрей, — сказала Света, — ты холодный человек?
— Не теплый. Помнишь такое: «Был бы ты холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих!» Откровение, три-шестнадцать.
Это Мастер приучил Андрея точно цитировать священные книги. А что он холодный, это правда. Или близко к правде. «Порченый»?
— Как странно, — Светлана зябко передернула плечами. — Так чего ты хочешь? По жизни?
Это она спросила уже во второй раз.
— Не знаю, — ответил Андрей, — наверное, ничего.
Это был удобный ответ, хотя и не вполне достойный — форма мужского кокетства. Поскольку продолжения знакомства с этой девушкой он уж точно не хотел. Похоже, она все-таки покуривала, хотя профессионалкой точно не была.
— Нет, ты чего-то хочешь… — возразила девушка, — только я не пойму, чего.
— Может, и так.
Легко хотеть «ничего»— или ничего не хотеть? — будучи в состоянии мужского посторгазмического холода. А до того Света вскинула руки, подняв легкий шерстяной свитер, и начала снимать его через голову. Ее нос уперся изнутри в мягкую ткань, глубоко втянулся бледный живот, груди в низком кружевном бюстгальтере напряглись, подавшись вперед. Груди у нее были слабые, уже отвисающие, но кожа удивительно нежная, шелковистая.
— Что ты хочешь? — спросила Светлана, сняв свитер.
Это был первый раз, когда она задала этот вопрос.
— В данный момент? — уточнил Андрей.
— Допустим.
— Трахнуть тебя, — ответил он, активно участвуя в процессе раздевания. Этого он действительно хотел. В данный момент.
— А почему? — спросила девушка, расстегивая узкую юбку.
— Что «почему»? — Андрей отвлекся, поглощенный ощущением постепенно открывающегося женского тела.
— Почему ты этого хочешь?
— Потому, что ты красивая.
— Не правда, я некрасивая, — убежденно возразила Светлана.
— Значит, я хочу трахнуть тебя, потому что ты некрасивая.
Что он мог еще сказать?
— А зачем трахают некрасивых? — спросила она, стянув последнюю кружевную тряпочку и со скептическим видом разглядывая себя в широкое трехстворчатое зеркало.
— Чтобы они стали красивыми, — ответил Андрей, положив ладони на худенькие плечи.
Поставив Свету лицом к зеркалу, он мягко нажал на тонкие плечи, заставив выгнуть узкую спину с торчащими косточками и широко расставить ноги. В зеркале она видела бородатое лицо Андрея, с сосредоточенным, почти научным выражением; и свое лицо — раскрасневшееся, с широко распахнутыми, блестящими, ПРЕКРАСНЫМИ глазами. Одна рука Андрея легла на плечо, другая легонько сжимала грудь. Другая грудь, отвисшая, как груша, качалась туда-сюда соответственно ритму, с которым дубинка Андрея, — конечно, не милицейская РД — 70, но тоже ничего, — возвратно-поступательно двигалась в темной влажной глубине.
Глава четвертая
С утра в Москве было холодно и сухо, зимнее солнце тускло блестело в стеклянной башне «Макдональдса», что на углу Тверской и Газетного переулка. Взяв стандартный завтрак — кофе с оладьями, политыми канадским кленовым сиропом, — Андрей устроился за колонной, у стены, облицованной тяжелыми, грязновато-желтыми изразцами. На другой стороне зала, не обращая внимания на Андрея, сидел кудрявый широкоплечий парень с квадратным подбородком — Юрий, он же Есаул. За прошедшие двое суток Андрей отработал план операции с двумя командами — нанятой китайцами, с которой он поедет брать депутата, и другой, которая будет страховать лично его. Все действия были просчитаны и на плане города, и на крупных фоторазвертках участка улицы, на котором было намечено проведение захвата. Оба варианта, «китайский»и страховочный, Шинкарев помнил досконально.
В зале появился худощавый, коротко стриженый парень в кожаной куртке — Олег, старший основной, «китайской», команды. Не обратив внимания на Есаула, он подошел к Андрею.
— Приятного аппетита, Андрей Николасвич. Все готово.
Андрей глянул на часы — дорогие японские «Сейко».
— Хорошо. Ждите в машине.
Машина, темно-синяя «девятка»— стояла напротив «Макдональдса», у входа в Центральный телеграф. Андрей взял рацию:
— Проверка связи. Первый, как слышите, прием!
— Первый нормально, прием! — откликнулась еще одна «девятка», находившаяся на углу Волхонки и Садового кольца.
