Я, как старший, говорю: 'Нет, - говорю, - не отпустим! Революцию мы за золото не продаем!' Она, конечно, все золото сулила. Дескать, пойдем на квартиру, там золото... Много золота нам сулила. А пойди мы к ней на квартиру, небось, пули бы в затылок пустили. Вот тебе и золото. Мне Курин-то говорит: 'Может, отпустим ее?' - 'Ты что? - говорю. - А как нас с тобой расстреляют?' А она все: 'Золото да золото...' - 'Нам, - говорим, золото неинтересно. Нам надо туда вас представить, куда приказано'. Привели ее к коменданту в Адмиралтейство. Здоровый такой парнина, в плечах широкий. Ходит по кабинету, и два револьвера у него лежат на столе... А мне чего?.. Было поручено сдать коменданту. А у Николаевского моста там встретимся. Пурышкин такое указание дал. А комендант здоровый такой и все ходит по комнате... 'Что, сука, попалась, гадина?!' Ее сразу тут в обморок бросило. 'Я ничего, ничего', - сразу начинает. Я тут рапортую: 'Такая-то, говорила: Ленин продал Россию, Петроград, Москву...' И он приказывает: 'Отвести в морскую следственную!' Тут она в обморок-то забилась: 'У! У! У!' - заухала. А он: 'В морскую следственную!' - говорит грубым голосом. Она: 'У! У! У!' А он: 'Молчи, гадина, пристрелю!' Пришли тут два матроса конвойных, а она ревет, плачет: 'Отпустите меня, меня дома ждут...' И золото все сулила... Васька Куринов хотел взять, а я не дал. Испугался. Свои, думаю, пристрелят... Ты это-то не пиши. И повели ее в морскую следственную. Их тогда собрали на Лисий Нос и распыжили! Их тыщи две тогда запичужили - полковников, подполковников, старорежимников!.. Всех их на Лисий Нос, на баржу и в море! Они комиссарами нас не называли. Все комисралы. И после еще тысяч восемь! И правильно! Владимир Ильича Ленина, вождя мировой революции, клеймить! Сука!. Мы тогда советскую власть одержали, защитили... Нас Юденич в котлету хотел изрубить, и ничего... Ты наливай себе чай. Один крепкий лей! И варенье бери! У меня его до хера! Я ведь у него был, у Кривченки... Руку мне жал. Хороший мужик, полковник. 'Рассказывай', - говорит. Я ему рассказывал. Тут лейтенанты к нему в кабинет пришли два. Молчат. Полковник! Я тут ему и говорю: 'Можно, говорю, - я с ними поздороваюсь?' Он говорит: 'Давай!' - 'Ну-ка, - говорю, - мне постройтесь!' Они молчат. Я говорю: 'Какие же вы херовские лейтенанты?.. У меня, бывало, взвод стоит по струнке! Мысли мои знают! Я только еще подумаю, а они уже знают!..' Эх, морская душа простая. У нас на море - не как у вас на берегу! Херовские лейтенанты!.. Эх, и служба у нас была веселая. Матросы все молодые. Старшина был катера, Коля-Ваня звали то ли он Иван Николаич, то ли Николай Иваныч! Вот был мужик веселый. Только скажет: 'Эх, залилась м... кровью, рубцов не видать!' А у самого ............................
....................................... И в карты любил играть. 'Это что, - говорит, - за игра, из-за хера сзади не видать!' Обыграешь его в козла, только скажет: 'Зря, - говорит, - тебя мать углом не родила, свинья б об тебя м... почесала...' На занятиях по словесности, бывало, скажет: 'Это, - говорит, - все я не знаю. Я, - говорит - только знаю, из каких главных частей м....................................... А боцман у нас был, их и зверь! Раз и меня цепкой огрел. Я так-то вот стоял да тянулся возле койки. А он как опояшет! 'Не дома!' - говорит. А кого и по три, и по четыре раза. Да все цепкой. Ох и били его в революцию. Посадили так-то вот на стул. 'Простите, - говорит, - товарищи... Это, - говорит, - такая служба.. Товарищи...' - 'А ты меня за что цепью?!' Раз его!.. Он со стула валится. 'Ах, ты валишься?!' И еще ему!.. Многие тут били. Я ему тоже дал раз, чтобы мое не пропадало... Офицеры-то у нас звери были. Куда там!.. Только на берегу. В походе - не то! Тут они шелковые становились. То одного столкнут в море, то другого... Да ты бери, бери варенье-то! В чай его ложи! Не бойся! Я крепкий-то чай люблю! Я и вина попил, и баб трепал. Дело прошлое. Еныса Шорин давал - только держись! Знай морских, почитай флотских!.. Вон из того дома, по тому порядку старуху-то в больницу увезли... Дева! Я было просил у нее. Не жениться - так! Нет, не дала. 'Скоро, - говорит, - Пасха'. Набожные больно были... В церковь придет, в блюдо копейку бросит, а тянет гривенник! Вот они какие, набожные-то! Так дева и осталась. Ну и хер с ней! Это все прошло дело... Тебе, может, сахару еще дать?.. Ты ешь, ешь! Может, варенья тебе другого?.. Как хочешь... Эх, если мне пенсию дадут... А не дадут, мы прям к министру... Хера ли мое теперь житье?.. Девятнадцать лет живу один... Мне уж семьдесят четыре... А чего поделаешь? Мне соседи-то говорят - 'Ты сервант купи да вон стены оклей'. А на хера?.. 'Ты, говорят, - деньги бережешь...' А я и берегу. А как их не беречь?. Деньги-то у меня есть. А как же без них?.. Ведь вот помру - дух вон и яйца кверху! Этого не миновать. Плюнут в рожу мертвому, и ни хера не сделаешь. Сейчас-то мне в рожу плюнь, я те сдачи дам... А тогда уж ни хера не сделаешь. Лежи! Вот деньги-то и нужны. Два ящика вина купить мужикам. Щей сварить мясных, каши. Всех чтоб накормить - стариков, ребятишек... Что еще нужно? Стар я стал. Старый матрос, уж все прожил, а толку нет... Вот так-то бы написать!..
декабрь 1970
А что, коли не принимать во внимание моих нескольких давних и мимолетных с ним встреч, нашего прошлого соседства и вообразить себе его таким, каков он предстает в своей папке?..
Вот он загорает на берегу речки, он гуляет по городку, беседуя со сварливым старожилом, он спешит в местный музей на свидание с любителем старины, он встречает узника под конвоем, ах, да - он еще пишет какой-то сценарий, девять страниц, в воскресенье утром у него с похмелья трещит голова, и он пьет в столовой пиво с уголовниками, в понедельник утром он тоже пьет пиво, на этот раз с работягами, он покупает у старого офени две иконы и колокольчик, он шляется по базару, он разглядывает здание бывшей острожной церкви, он пьет воду из ведра у барынина колодца, он ходит по домам и выслушивает россказни городских и деревенских старух, он обедает в ресторане, он подслушивает разговоры на паперти и в предбаннике, он пьет водку со старым балтийским моряком, он. читает мемориальную доску на здании городской больницы, он идет через рожь в обществе старой монахини...
Вот вам - труды и дни.
Ну, где же он, где? Куда запропастился?
Спросить, что ли, у нижней дуры?
У тети Паши спросить ?
Нет, все равно не буду спрашивать! Назло не стану!
Только кому - назло? Себе или ему?
Или этой нижней стерве с намазанной рожей?..
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ НЕКРОПОЛЬ
1. Охранник на заводе, кого приставили стеречь цистерну, конечно, хлебнул одним из самых первых - +
2. Вася Дыль-дыль, герой, фронтовик, фашистская пуля не взяла - +
3. Сильно умный мужик, шофер с Севера, только что каменный дом поставил - +
4. Казанский татарин в тюбетейке и в сталинском френче, - ах, Ислам, ах, Пророк, где твои заповеди - +
5. Пастух, муж Альки из Коврова и с ним пропащая бабенка с кладбища, не везет, ну, никак не везет - +
6. Холкозный-то председатель, Петров Василь Иваныч, прикатил на беду в город, в райком - +
7. Муж Клавдии, жену из горшка уриной напоил, дети напрудили - не нашел прокурор по надзору подходящую статью, не применил меру пресечения +
8. Двое милицейских, два квартальных надзирателя, сами же конфисковали целый жбан, не вынесла душа поэта, оба пригубили - ++
9. Со сломанной ногой, жена в девятый раз с ума сошла, конечно, поспел, прихромал вовремя - +
10. Рыбаки всей компанией, дядя Сережа, несостоявшийся самурай и с ним еще пять душ слушателей - +++++
11. Из предбанника интимный друг министра - курсант с Алма-Аты и внук покойного дедушки оба - ++
12. Курячий доктор - семь лет держался, по праздникам лимонад пил, к казенному спирту не притрагивался, а тут нечистый попутал, развязал, и на тебе - не пережил даже своего пациента петуха, вогнал себя в гроб без риперина - +
13. Витек сгорел - +, а Юрка выжил, брат принес бутылку противоядия.
14. Балтийский моряк, оплот революции, Енька Шорин не слушался докторов, хлебнул на дармовщинку, дух вон и яйца кверху - +
15. Бульдозерист Федя, единственное ты мое светлое пятнышко... ладно, уж пусть живет, посадить его, что ли, на пятнадцать суток, пока в городе гуляет отрава...
16. Миллион двести тысяч, ехал бы ты лучше в Калугу или в Тамбов, адье, адье, май нэтив шо - +
1 7. А вот у нас в Ялте, буль, буль, буль, буль, нештяк - +
18. И еще с ними двести семь душ - +++++++++++++++++++++++++ - имена же им Ты, Господи, веси...
Но некрополь этот при всем своем сомнительном остроумии - увы! - не полный. Здесь присутствует и еще одна смерть, и притом не выдуманная, а реальная...
И имя его Ты же, Господи, веси...
'Холера азиатская или индийская представляет собою
