пошевелилось, то неожиданный звук повергал все мое существо в трепет. А когда покойный Павел Семенович испустил тяжелый, полный страдания вздох как я ни убеждала себя, что имею дело с началом естественного химического процесса перерождения живого организма в мертвый, - запас моего терпения и мужества в тот же миг был исчерпан, и лишь несколько шагов отделяло меня от пропасти отчаяния.
Теперь, много лет спустя, у меня не осталось и подобия того ужаса, которое внушало мне мертвое тело в те далекие годы. Старость примиряет нас со смертью и постепенно готовит к переходу в ее царство, но тогда мне было всего двадцать семь... И солнце неумолимо приближалось к линии горизонта. И я предпочла не испытывать пределов своих возможностей и ретировалась в хозяйский кабинет. Плотно закрыв за собой дверь, я постаралась снова сосредоточиться на книгах, но в этот момент... как это у Пушкина Кто долго жил в глуши печальной Друзья, тот верно знает сам Как сильно колокольчик дальний Порой волнует сердце нам...
Меня этот звук не просто волновал, а возвращал к жизни, и, позабыв об осторожности, я за несколько мгновений разобрала свою баррикаду и с непокрытой головой выскочила ему навстречу.
Думаю, в этот момент мне было неважно, кто и зачем прибыл в Синицыно в карете. Одно я знала наверняка - это живой человек, и он поможет мне покинуть опостылевшее мне 'царство мертвых'. Я могла бы сравнить это чувство с надеждами заживо погребенного, услышавшего звук заступа над своей могилой. Разве он задается вопросом, кто раскапывает ее - гробокопатели или кладбищенские воры - Кем бы ни были эти люди - они для него освободители, и он боится лишь одного - спугнуть их невольным стоном.
Как хотите, но это снова Эдгар По. Откуда еще у молоденькой женщины возьмутся мысли о заживо погребенных? Извините, не удержался.
Я не поверила своему счастью, когда узнала свою карету, и чуть не расцеловала грязного с головы до ног, вконец замотанного Степана и двух офицеров полиции, выскочивших из кареты с пистолетами в руках.
- Милые мои, - едва не заплакала я, увидев эти симпатичные усатые физиономии, а когда из кареты вышел Михаил Федорович - не сдержалась и бросилась ему на грудь. Михаил Федорович - наш старый знакомый. Когда был жив Александр, он работал под его началом, а теперь был назначен на место покойного.
У него на груди я уже откровенно разрыдалась, не в силах сдержать своих чувств.
- Екатерина Алексеевна, с вами все в порядке? - испуганно спросил он меня.
- Михаил Федорович, дорогой вы мой, как же вы добрались в такую погоду? перебила его я.
Вылезший невесть откуда мужичок в драном, перепачканном глиной тулупчике и с вилами в руках, разинув рот, глядел, как 'убийца его барина' рыдает на груди у важного господина и радуется приезду полиции, и ничего не мог понять.
- Вы же ничего не знаете, - смеясь и плача одновременно, сказала я меня же тут приняли за убийцу, вон, посмотрите - с вилами на меня собрался идти...
- Пшел вон, - шикнул на мужичка Михаил Федорович, и того - как корова языком слизнула.
И Михаил Федорович поведал мне, как перепугались все в полицейском управлении, когда узнали, что вдова Александра Христофоровича осталась на месте преступления. Они, в отличие от меня, сразу же сообразили, что убийца вполне мог находиться поблизости, и в ту же минуту, не раздумывая и не дав передохнуть лошадям, отправились на мое спасение.
Я, наконец, успокоилась и - на этот раз вместе с Михаилом Федоровичем - вернулась в теперь уже не страшный для меня дом.
По измученным лошадям и по тому, что полицейская карета прибыла в Синицыно лишь два часа спустя, я поняла, как торопились ко мне эти люди. И еще раз от души поблагодарила их.
Михаил Федорович быстро и без лишней суеты осмотрел место трагедии, записал что-то в своем блокноте маленьким золотым карандашиком и распорядился убрать трупы из гостиной.
Их перенесли в кладовую и накрыли найденными в доме простынями. После чего из деревни вызвали молодую здоровую женщину, которая без особого испуга помыла в гостиной полы и поставила самовар.
По моей просьбе стол накрыли не в гостиной, а в кабинете. И ужин прошел в спокойной, приличествующей ситуации обстановке. Мужчины помянули убиенных, выпив по стаканчику водки, после чего все кроме нас с Михаилом Федоровичем пошли устраиваться на ночлег.
Я собиралась провести эту ночь в кабинете, и бывший помощник моего мужа попросил моего разрешения еще немного поработать в этой комнате.
Спать мне не хотелось, и я даже обрадовалась, что не останусь одна в этот вечер.
За окном стемнело, принесли свечей, и при их уютном свете кабинет приобрел тот самый вид, каким он представлялся мне до сегодняшнего дня по рассказам мужа.
Михаил Федорович стал перебирать бумаги убитого, а я, сидя в креслах, наблюдала за его работой и время от времени отвечала на его вопросы.
Я поделилась с Михаилом Федоровичем некоторыми своими дневными наблюдениями, и он удивился моим познаниям в этом 'совершенно не дамском деле'. Не скрою мне это польстило, и я почувствовала к этому господину еще большее расположение.
Временами он вспоминал моего Александра, отзываясь о нем с большим уважением, и выразил мне искреннее соболезнование в связи с его безвременной кончиной.
Разговор приобретал все более доверительный характер...
- Екатерина Алексеевна, извините, но вы-то как оказались в этом доме? - спросил он впервые за этот вечер.
- Я не хотел спрашивать об этом при свидетелях...
Он сделал вежливую паузу, которая заставила меня покраснеть. Мне показалось, что этой паузой он намекает на возможность некой моей связи с покойным, о которой не совсем удобно говорить при людях, и я не сразу нашлась, что ему ответить.
Мне не хотелось делиться с ним своими сокровенными мыслями, а чем иначе я могла объяснить свой визит к одинокому мужчине? И еще более смешавшись, я встала и произнесла почти с вызовом - Милостивый государь, не хотите ли вы сказать...
- Да Бог с вами, Екатерина Алексеевна, я ни в чем вас не подозреваю, - приложив руку к груди, произнес он подчеркнуто деликатно, почти нежно. - С какой стати вам убивать приятеля своего покойного мужа...
От неожиданности у меня перехватило дыхание.
- Как? - только и смогла вымолвить я.
- Ведь вы не убивали его? А, Катерина Алексеевна К такому повороту нашей беседы я была совершенно не готова, и только открыла рот, но не нашлась, что ответить ему в первую минуту.
Михаил Федорович смотрел на меня, прищурив один глаз, и теперь я уже не понимала - ласково или презрительно - Да как вы смеете... - наконец нашла я нужные слова.
- Что же вы обижаетесь, ей-богу? Будто я вас в чем обвиняю. Я только спрашиваю, а вы почему-то не хотите отвечать...
Он выпятил губы и комически развел руками, отчего его холеное лицо приобрело глупейшее выражение. Он явно переставал мне нравиться.
- Я приехала навестить старинного друга покойного мужа, мне кажется...
- Друга вашего мужа, или вашего... друга? - вновь перебил он меня.
И вновь эта пауза... Паузы у него явно заменяли неприличные слова.
- А ну-ка будьте любезны выйти вон, - тихо, но настойчиво потребовала я.
- Не могу себе этого позволить, - сокрушенно покачал он головой,служба, знаете ли...
- Но на каком основании?.. - задохнулась я от этой неслыханной наглости.
- Да на том простом, что вас видели тут с кочергой в руках, а один из двоих убитых закончил свою грешную жизнь в результате уда-а-ра этой самой кочерги-и,зачем-то пропел он в нос и стал при этом совершенно вульгарным и отвратительным.
- Но ведь Павел Семенович застрелен... - я настолько растерялась, что чуть ли не оправдывалась перед этим безумцем. Только безумцу такая идея могла прийти в голову, или...
- А... может быть, вы так шутите? - вслух произнесла я внезапно пришедшую мне в голову догадку.
