- Или лучше выключку влево! А потом поставил бы лицом к себе, надломил бы в локте толчковую руку и сказал: 'Vidal Sosуn?!' И добавил бы через паузу: 'Вошь! And Go отсюда!' А тут, глядишь, и мы подтянулись бы, набросал Артамонов сценарий разборки, от которой увильнул Варшавский в отсутствие друзей.
- Это бы не спасло.
- Ну тогда бы взял Фаддея за декольте! - Две-три верхние пуговки у редактора 'Смены' были всегда оторваны, поэтому за грудки его было не взять, получалось - за декольте.
- И это бы не спасло.
- Как сказать. Если бы ты устроил тут хорошую дратву, может быть, и спасло бы. Я одного не пойму - где логика? - продолжил допрос Артамонов. - Сначала ты придумал идею безбумажной технологии, мы, как дураки, согласились, потом велел срочно организовать персональные рабочие места, а сам спустил все за неделю...
- Спустил за неделю... Не за неделю! Свой побег от нас 'Смена' задумала гораздо раньше и выжидала момент. Редакция раздобыла партнера, ничего не смыслящего в журналистике. Чтобы не доставал правилами русского языка, - обнародовал свои давнишние мысли Артур. - Вы замотали их ценными указаниями!
- Получается, Артур, ты как бы на их стороне? Это очень поучительно. Значит, удобной для противника является ситуация, когда ты здесь, а мы отсутствуем. Правильно я мыслю?
- Не знаю.
- А ты знай. И ставь перед собою какой-нибудь артикль, желательно определенный... А то тебя фиг поймешь, - сказал Артамонов. - Что касается указаний, то именно ты и советовал Фаддею всякую муру!
- Советовал всякую муру... Ничего я не советовал! Я сокращал невозвратные вложения!
- И досокращался!
- Ничего страшного не произошло. Даже наоборот - меньше расходов! А чтобы не простаивал комплекс, можно заняться выпуском визиток! Очень даже неплохо идут, - попытался свернуть в сторону Артур.
- Визитки пусть шьет швейная фабрика! - перебил его Артамонов.
- Фабрика... А жить на что прикажешь повседневно?
- Мелкобюджетной ерундой мы заниматься не планировали! А 'Смена' хоть и глупая была, но все же газета!
- Газета... Не желают они с нами сотрудничать, неужели не ясно? Ненавидят они нас! Терпеть не могут! - убеждал сам себя Артур.
- А за что нас любить? За то, что мы их содержали? За то, что правили за ними тексты?! За то, что заставляли их быть в матерьяле?! - загибал пальцы Артамонов. - За это не любят. Ты не мог этого не знать! За это ненавидят! Причем не только у нас, но и там... - махнул Артамонов в ту степь, из которой только что вернулся, - но и там, где правит чистоган! Все полезное для народа можно ввести только силой. Ты же читал старика Нерона!
- Ну, и скатертью им перо! Пусть катятся! - заходил петухом Варшавский.
- Это мы катимся, они-то остаются, - не мог успокоиться Артамонов и запустил в Варшавского набор слов грубого помола. - Развел тут гондонарий! Курьеров каких-то понабрал!
- А что, мне самому по городу бегать?!
- Ведешь себя, как двухвалютная облигация!
- А ты - как последний бланкист!
- От андердога слышу!
- Не раздражай мою слизистую!
- А ты не делай из меня истероида! - произнес Артамонов на полном взводе. Он заводился редко, зато на полную катушку. Декремент затухания его вспышек был невелик, поэтому выбег из темы в таких случаях мог продолжаться сутками.
Галка выскочила в коридор с мотком пряжи, курьер, боясь попасть под горячую руку, свернулся клубком в кресле, а Нидворай, сказавшись больным, отправился в поликлинику. На шум потянулись гостиничные служащие и ничего лучшего, как поминутно заглядывать в дверь, не придумали. Соседи выключили телевизоры и замерли, вслушиваясь в перепалку.
- Мне, конечно, все по гипофизу, - признался Макарон, - но это юмор низкого разбора, господа. - Он решил взять контроль над зрелищами и протиснулся между Варшавским и Артамоновым. - Предлагаю тормознуть войну Алой и Белой розы. Давайте будем жить дружно и умрем в один день. Иначе на хрена мы сюда съехались?! - И сам себе ответил: - Чтобы помогать, а не вместе печалиться.
- Печалиться... Это ведь твоя мысль - присосаться к 'Смене'! обвинил Макарона Варшавский и бросил на него укоризненный взгляд. - Ты придумал весь этот саксаул!
- Все правильно, - согласился Макарон. - Но из 'Cмены' можно было бы высечь лишнее.
- Высечь лишнее...
- Или просто высечь! На площади Славы! Связать вместе Фаддея и Кинолога и высечь у Музея Лизы Чайкиной! Разложить на тротуарной плитке и по чреслам, по чреслам! Получилось бы очень даже кинематографично! А город бы подумал, что имажинисты медитируют.
- Хорошо, хоть технику вернули, - сказал Орехов. - И то дело.
- Не всю, - сообщил Варшавский. - Сканер зажали. Обещали отдать через неделю.
- Уроды! Дегенетические сосальщики! - выругал 'сменщиков' Макарон. Без нас им действительно будет лучше!
- Ну, и картридж им в руки! - искал, где поставить точку в разговоре Орехов, которому стала надоедать перебранка. По его мнению, уже давно можно было идти в 'Старый чикен' и приступать к омовению горя. - Что ни делается - все к лучшему. Откроем свою газету!
- Конечно! Откроем свою газету! - Варшавский почувствовал поддержку Орехова и облегченно вздохнул. - Какие проблемы?!
- Газета газетой, понятно, мы ее откроем. Но мы упустили время! - не унимался Артамонов. Он острее других ощущал четвертое измерение, словно был горловиной колбы, через которую сыпался песок, отпущенный на всю компанию. - Какой дядя вернет нам вложенное?! Ты понимаешь, Артур, что в твоем лице наша фирма имеет брешь?! Через нее можно проникнуть вовнутрь и разрушить!
- Кто поедет за сканером? - спросил Орехов, чтобы сбить темп беседы.
- Могу я, - согласился Макарон. - Хочется посмотреть, на кого этот негораздок Фаддей похож при жизни.
- И передай ему воздушно-капельным путем, что он - чмо!
- От кого передать?
- От лица и других поверхностей общественности! - заговорил Орехов голосом председателя комиссии по похоронам. - И пусть это еще раз напомнит нам о том, что информационную бдительность нельзя терять ни на миг... Мы надеемся, ты нас понимаешь, сам-Артур...
Варшавский не понимал или не хотел понимать. Вопрос о том, кто в дальнейшем будет директором 'Ренталла', больше не поднимался. Варшавский помалкивал. Покинуть кресло ему никто не предлагал. И он его не покидал. Артамонову было не по себе. Он вынашивал идеи, добывал деньги, а платежки подписывал Варшавский. Орехов старался чаще курить. Что происходит, понимал даже Нидворай. Но никто не подавал виду. Не думалось раньше, что и в 'Ренталле' придется заводить министерство внутренних дел. Из дасовской закалки вытекало, что компании ничего не грозит и что для решения проблем достаточно ведомства внешних сношений, а внутри все так и останется дружественно и взаимообразно. Но в кожу треуголки уже втыкались колья какой-то новой человеческой геометрии.
- На 'Смену' нужно подать в суд, - предложил Варшавский. - И привлечь Фаддея с Кинологом к субсидиарной ответственности.
- Цивилист из меня, как из Нидворая шпагоглотатель, - дал понять Орехов, - но подавать в суд, по- моему, не имеет никакого смысла. И тем более не имеет смысла - выиграть его. Ну, докажет Нидворай документально, что 'Смена' - это контора, какую мало где встретишь, и что заправляет там паноптикум старьевщиков с чердачной страстью к нафталину. Ну и что? К такому выводу можно прийти и без апелляционных инстанций.
- В этой стране, похоже, и впрямь, - произнес, затихая, Артамонов, чтобы сказать вслух, надо заводить
