переглянулись. Слова «измена» и «преступление» прозвучали в их ушах погребальным звоном. Заметив это, Брискетта решила настроить их на борьбу.
— Вы, я вижу, так же негодуете, как и я вчера, когда слушала всю эту историю, — заметила она по поводу тех проклятий, которые произносил Коклико, когда в рассказе Брискетты встречались имена Шиврю или Суассон.
— Только, — заметила она, улыбаясь, — я лучше скрывала свои чувства.
— Дайте побраниться, Брискетта, ведь от этого становится легче.
— Мой добрый Коклико, давайте-ка лучше поищем предателя, способного на такие преступления.
Угренок почесал лоб.
— Может, есть средство, — прошептал он, сильно краснея.
— Ты думаешь? Какое же?
— Помните, Коклико, того мошенника, что вы спасли в окрестностях Зальцбурга?
— Пенпренеля? Как же, помню этого висельника. Не пойму, зачем я его оставил в живых.
— А, подумаешь, чепуха все это.
— Он служил у Брикетайля. Значит, он хорошо знает уловки этих людей. Он должен нам помочь.
— У вас есть его адрес? — спросила Брискетта.
— Как же… Улица Утят, вывеска «Крыса-пряха».
— Надо скорей идти туда и дать этому Пенпренелю денег. Золотая нитка — самая прочная, когда надо привязать к себе человека.
Коклико пожал плечами и написал три упомянутых выше слова.
20. Женский союз
Брискетта посетила принцессу Мамьяни со свей идеей через графиню Монлюсон обратиться за помощью к королю. Но Леонора сразу же поняла её и перебила:
— Я уже была вчера в Шельском аббатстве.
— Прекрасно!
— Но хотя игуменья меня приняла очень хорошо, она ясно дала понять, что встреча с мадемуазель Монлюсон невозможна. После приключения вблизи аббатства пройти в павильон, где она живет, невозможно. Нужно особое разрешение. Игуменья дать его не может. О а также добавила, что получить его вообще невозможно.
— Она ошибается, — уверенно возразила Брискетта, — я его получу.
— Каким же путем?
— Пока не знаю, но я его получу.
На следующий день, когда Коклико направлялся на улицу Утят, разодетая Брискетта ехала к судье. Он принял её, но не смог, несмотря на приклеенную к лицу улыбку, скрыть серьезность его выражения.
— У меня неважные вести для вас, красавица, — говорил он, ведя её к креслу. — Отдан приказ ускорить ведение дела. А это — плохой признак. Возможно, приговор будет вынесен через пару дней.
— Приговор? Его осудят?
Судья молча кивнул головой.
— И этому нельзя помешать?
— Никак. Впрочем… Ну, если какая-нибудь важная особа, чье положение освобождает её от разных подозрений, покажет, что Монтестрюк пробрался в сад ради нее. Тогда гнев короля остынет… А насчет остального выскажется граф де Колиньи при возвращении.
На лице Брискетты отразилась надежда.
— А когда вернется граф де Колиньи, можно выиграть время?
— Выиграть время значит выиграть все.
— Только уважение к правосудию удерживает меня от поцелуя, господин судья.
— Не надо ничего преувеличивать, даже уважения.
Брискетта, улыбаясь, подставила розовую щечку, а потом, как бы между прочим, произнесла:
— А теперь дайте мне формальный допуск посетить графиню де Монлюсон и без свидетелей.
Судья вскочил с места.
— Что вы, что вы! Строжайше запрещено! Если я его дам, потеря места — ничто по сравнению с другими последствиями.
— Значит, невозможно?
— Совершенно невозможно.
— Никак?
