Задохнувшись, Лало поспешно захлопнул ставни, прислонился к ним и закрыл лицо руками. В стране богов любое дуновение ветерка приносило иные запахи. Одеяния небожителей были украшены жидкими драгоценностями и сияли лучистым светом.
Он Лало-живописец, пировал там, и его кисть дала жизнь тысяче неземных фантазий.
Он стоял, потрясенный страстной жаждой увидеть вновь эти бархатные лужайки и аквамариновое небо. Из-под опущенных век покатились слезы, и уши, зачарованные воспоминанием о птицах, чье пение превосходило все земные мелодии, не смогли уловить наступившую тишину, сдавленный торжествующий смешок сына и тяжелую поступь шагов на лестнице.
- Альфи! Сейчас же слезь оттуда!
Мечты рухнули, и Лало поспешно повернулся к двери лицом, мигая и пытаясь отделить неясное видение рассерженной богини от тучной фигуры, взиравшей на него с порога. Когда зрение вернулось в норму, Лало увидел, что Джилла спешит через комнату к ребенку, забравшемуся на полку над печкой.
Ведемир, чья темноволосая голова едва виднелась из-за тугих пакетов и набитых фруктами корзин, ввалился в комнату вслед за матерью, ища, куда бы положить поклажу.
- Хочу сделать ее красивой! - донесся голос Альфи, приглушенный пышной грудью Джиллы. Выпрямившись в ее объятиях, он указал:
- Видишь?
Три пары глаз проследили за пальцем по направлению к полке над плитой, где сажа теперь перемежалась с голубыми и зелеными мазками.
- Да, дорогой, - спокойно ответила Джилла, - но там темно, и краски трудно будет разглядеть. К тому же тебе ведь известно, что нельзя трогать папины вещи, - и, конечно же, тебе известно, что нельзя залезать на печь! Ну? - она повысила голос. - Отвечай!
Чумазое личико повернулось к ней, нижняя губа задрожала, темные глазки опустились под сузившимися глазами матери.
- Да, мама...
- Что ж, тогда, возможно, это поможет тебе запомнить!
Опустив ребенка на пол, Джилла с силой шлепнула его по попке. Всхлипнув раз, Альфи тут же смолк и молча, с глазами, полными слез, принялся потирать наказанный зад.
- А теперь ложись в кроватку и оставайся там до тех пор, пока Ванда не привезет домой твою сестру Латиллу.
Схватив ребенка за плечо, мать затащила его в детскую и захлопнула за ним дверь так сильно, что содрогнулся весь дом.
Ведемир медленно поставил на кухонный стол последнюю корзину и почтительно, что никак не вязалось с его широкими плечами и крепкими мускулистыми руками, посмотрел на мать.
Взгляд Лало обратился к жене, и у него заныло под ложечкой, когда он увидел перед собой Сабеллию- Острую-на-Язык во всей своей красе.
- Возможно, в следующий раз это удержит его поближе к земле, - заявила Джилла, упирая кулаки в широкие бедра и впиваясь взглядом в мужа. - Как бы мне хотелось надрать задницу и тебе! О чем ты только думаешь? - она начала заводиться и повысила голос. - Когда ты сказал, что присмотришь за ребенком, я думала, что могу доверить его тебе! Ты же знаешь, какие они любопытные в таком возрасте! В печи остались непогасшие угли - ты даже не услышал бы, закричи он! Лало-живописец, тебя следовало бы прозвать Лало-недоумок! Ха!
Ведемир молча попятился к стулу в углу, и Лало не смог вернуть сыну сочувственную улыбку. Его стиснутые губы изгибались от слов, которые двадцать семь лет жизни с этой женщиной приучили не произносить вслух. И правда.., живое воображение нарисовало ему картину извивающегося в огне сына. Но ведь он всего лишь миг глядел в окно! Через секунду он обернулся бы и стащил ребенка вниз!
- Видят боги, я терпелива, - бушевала Джилла. - Отказывая себе во всем, я билась, чтобы содержать семью, пока ранканцы, или бейсибцы, или черт знает кто еще наводняли город. А ты только и мог...
- Во имя Ильса, женщина, угомонись! - в конце концов обрел голос Лало. - У нас есть крыша над головой, и чьи заработки...
- И это дает тебе право снова спалить все дотла? - оборвала его супруга. - Не говоря уже о том, что, если мы не заплатим налоги, крыша недолго останется у нас над головой. Одному Шальпе известно, кому мы будем платить их в этом году. Что ты нарисовал за последнее время, живописец?
- Во имя богов! - Лало бессильно сжал пальцы. - Я нарисовал...
Багровый сиккинтайр проплыл по лазурному небу - зверь с огненными глазами и хрустальными крыльями - у Лало сдавило горло, не давая словам вырваться наружу. Он никогда ничего не рассказывал ей, но сегодня покажет мух всех цветов радуги, которых нарисовал для Альфи, и тогда она поймет, что Лало обладает силой богов. Какое она имеет право так говорить с ним? Лало удивленно огляделся вокруг и вспомнил, что открывал ставни, выпуская насекомых на улицу.
- Я спасла тебе жизнь, и это вся твоя благодарность? - вскричала Джилла. - Ты чуть не сжег последнего ребенка, которого мне суждено было родить!
- Спасла мне жизнь?
Внезапно у него в памяти вновь прокрутился конец видения - он рисовал богиню, спустившую его на землю с небес, богиню, имевшую лицо Джиллы!
- Так это ты вернула меня в эту помойку и хочешь, чтобы я благодарил тебя? - теперь он вопил так же пронзительно, как и жена. - Несчастная женщина, знаешь ли ты, что ты сделала?
Взгляни на себя - ты похожа на бочонок жира! Как я мог желать вернуться, когда сама Эши избрала меня?
Какое-то мгновение потерявшая от изумления дар речи Джилла молча пялилась на мужа. А потом швырнула в него деревянным половником, что лежал на плите.
- Нет, не благодари меня, ибо теперь я сожалею о том, что сделала это!
За половником последовал дуршлаг. Когда Джилла схватила медный котелок, Лало пригнулся, а Ведемир вскочил на ноги.
- Ты хотел переспать с богиней? Червяк! Так отправляйся к ней - мы здесь прекрасно обойдемся и без тебя! - кричала она.
Медный котелок, подобно солнечному диску, метнулся к Лало и, ударив его, стукнулся об пол. Художник выпрямился, баюкая ушибленную руку.
- Я уйду... - усилием воли он заставил свой голос звучать спокойно. Мне следовало давно сделать это. Я мог бы стать величайшим художником Империи, если бы не связался с тобой, - я еще могу стать им - клянусь тысячью глаз Ильса, ты не знаешь, на что я способен! - говорил он. Джилла судорожно хватала воздух, сжимая и разжимая огрубевшие от работы пальцы и ища, чем бы еще запустить в мужа. - Когда ты снова услышишь обо мне, ты поймешь, кто я такой, и пожалеешь о том, что сказала сегодня!
Лало умолк. Джилла глядела на него с каменным лицом, и в ее глазах было что-то, чего он не удосужился постичь. Память шепнула ему, что если сейчас он даст выход своему гневу, то увидит правду о своей жене, как это уже бывало прежде. Но Лало прогнал эту мысль. Ярость кипела в его груди, превратившейся в могучее горнило. Художник не чувствовал себя так с тех пор, как перехитрил убийцу Зандерея.
Он молча направился к двери, на ходу застегивая пояс, в котором хранил заначку, по пути снял с вешалки и бросил себе на плечо короткий плащ с капюшоном.
- Папа, ты не ведаешь, что творишь, - наконец обрел дар речи Ведемир. - Солнце уже почти село. Скоро начнется комендантский час. Ты не можешь вот так просто уйти!
- Не могу? Вы увидите, что я могу! - открыл дверь Лало.
- Говно, маляр, трус! - кричала вслед ему Джилла. - Если ты сейчас уйдешь, не думай, что тебя радушно примут обратно!
Лало ничего не ответил, и последнее, что он услышал, поспешно спускаясь по скрипящей лестнице, был сотрясающий стены грохот чугунного котла, ударившего в закрывшуюся дверь.
***
Топот ног за спиной заставил страх пронестись по всем нервным окончаниям, столкнувшись с тупой яростью, что питала быстрый шаг Лало. 'Дурень! - загудел в голове опыт всей его жизни. - Твоя спина выдает тебя! Держи ее прямо! Настороженный - значит живой!