- Я полагаю, заглянуть в будущее проще. У моего бога сейчас не лучшие времена, не так ли, С'данзо? - голос Факельщика прозвучал резко, заставив Иллиру обернуться и посмотреть ему в лицо, хоть она и знала, что это чревато бедой. - Не притворяйся, С'данзо. Возможно, у тебя есть Дар, но я не был там. Вашанку вырвали из пантеона. Там сейчас властвует Ильс, но не думаю, что он и его семья смогут заполнить пустоту, оставшуюся после Бога войны. А ведь пустота есть, не так ли? Надежда? Нужда? Ранканского Бога-Громовержца, Бога Войны, Творца побед больше нет.
Кивнув, Иллира затеребила бахрому шали.
- Думаю, прежде такого никогда не случалось. Он менялся, рос, даже когда его заманили в ловушку и изгнали. Над Санктуарием словно натянута огромная сеть, жрец; она существовала еще до изгнания Вашанки, она есть и теперь. Многое нужно Увидеть, чтобы все стало понятно.
Иллира говорила с Молином как с обыкновенным клиентом, и на какое-то время тот оказался заворожен ею.
- Сколько надежды потребуется, С'данзо? Сколько нужды?
Может ли бог одного народа незаконно присвоить себе поклонение другого?
Казалось, жрец забыл про существование гадалки; сунув руку глубоко за обшлаг рукава, он достал лакомство для ворона, который послушно сел ему на руку. Когда Молин продолжил, его голос звучал спокойно.
- Я прибыл сюда вместе с принцем, собираясь воздвигнуть храм, когда в Рэнке только и говорили, что о войне с нисибиси, - неподходящее время для жреца-зодчего, который предпочитает закладывать фундаменты храмов, а не рыть подкопы под крепостными стенами. Все пошло наперекосяк. Внимание Вашанки должно быть привлечено к северу, войнам и армии, но Он был здесь почти все время, и этого я не понимал никогда.
Война приняла затяжной характер. Войска деморализованы, ропщут, бунтуют Император зверски убит вместе со всей своей семьей, и моей тоже кого только смогли найти. Теперь войну ведет Терон, но положение стало еще хуже, и вовсе не потому, что новый император плохой полководец, а потому, что во всеми забытом захолустье Империи изгнан ранканский бог.
Санктуарием - этой помойной ямой Империи - досталось руководить мне, потому что никто больше не заинтересован в нем и не способен на это. Храм мой так и не был воздвигнут, а мой принц, единственный законный наследник трона Империи, живет без забот, хотя город заполонили тысячи бейсибцев, не считая змей, которые собираются ждать здесь вместе со своей императрицей, своим золотом и омерзительными обычаями, пока их богиня соблаговолит пошевелиться, чтобы принести им на блюдечке победу в войне, которую они сами не смогли выиграть у себя дома!
Он снова повысил голос, чем напугал ворона, который тут же клюнул кормящую его руку между большим и указательным пальцами.
- Я понял, что мне уже не суждено возвратиться назад, - продолжил жрец уже тише и стал перевязывать ранку, оторвав кусок ткани от рукава. Точнее, я был вынужден признать, что Санктуарий - одно из самых забытых мест, созданных Творцом, - останется моим домом до самой моей смерти. Неосуществима моя мечта мирно скончаться в храме, в котором я родился.
Для С'данзо много значит Родина? Я родился в храме Вашанки в Рэнке. Моя плоть неразрывно связана с ним. Все части моего тела: глаза, сердце, внутренние органы - все, что я получил при рождении, - плоть от плоти храма и принадлежат ему. Гляди - птица клюнула меня, течет кровь, и на этом месте вырастет новая кожа. Кожа Санктуария, Иллира. Этот город для меня всегда останется лишь малой частицей, но для тебя - разве Санктуарий не внутри тебя, пусть ты и рождена С'данзо?
Жрец протянул ей руку, чтобы она посмотрела на его рану, выложив перед ней все аргументы, будто бы убеждал самого императора. Глаза их встретились.
- Иллира, если ты не поможешь мне, я не смогу помочь Санктуарию, а если я не смогу помочь Санктуарию, не будет иметь значения, спасешь ли ты своего сына. Используй свой Дар, посмотри вокруг. Есть надежда, нужда, есть огромная пустота там, где правил Вашанка.
Иллира отшатнулась от него.
- У С'данзо нет богов. Нам не важно, какой из гискуремов станет Гискурасом, новым богом, перед которым склонятся другие народы.
- До того как Вашанка был побежден, я устроил великий ритуал, посвященный ему, чтобы возвысить в его глазах Санктуарий и, сказать по правде, обрести над ним власть. Праздник Убийства Десяти и Танец Азиуны. Девушку изображала рабыня, обученная в храме в Рэнке, а Вашанкой был сам принц Кадакитис. Вероятно, это было мое самое большое подношение богу и самое неудачное. Девушка зачала и родила мальчика за две недели до того.., до того, как Вашанки не стало. Я думаю, ему сейчас столько же лет, сколько твоему сыну.
Это странный ребенок, подверженный вспышкам гнева и дурному настроению. Его мать и няньки, ухаживающие за ним, уверяют меня, что он ничуть не хуже, чем другие дети его возраста, но я в этом не уверен. Говорят, он одинок и отвергает всех детей из дворца, которых к нему приводят. Полагаю, мальчик сам должен выбрать себе товарищей - и вот сегодня утром я слышу о твоем сыне... - он умолк, ожидая ответа, но Иллира Ничего не сказала на это. - С'данзо говорят только за деньги, и мне нужно дать тебе древнюю илсигскую монету, как это сделал вчера тот парень?
Скажи, будет ли твой сын товарищем последнему сыну Вашанки?
Может, он новый бог, которому я должен служить, или же Гискурас какой-то другой надежды, которого я должен уничтожить...
- Почему вы спрашиваете меня о таких вещах? - беспомощно произнесла Иллира, чувствуя, что слова жреца пробудили в ней Дар.
- Я был Верховным жрецом и зодчим Вашанки. И я по-прежнему Верховный жрец и зодчий Бога- Громовержца - но я должен знать, кому я служу, Иллира. И если я хочу вернуть взаимопонимание Бога войны с его народом, я могу отнести твоего сына на тот алтарь и принести его в жертву; или взять его во дворец подпитывать как сына бога вместо того ребенка, который сейчас находится там. Скажи, какой выбор я должен сделать?
Иллира Увидела все возможности Верховного жреца и богов, тревожно взирающих на то, как гискурема втягивают в водоворот надежд и нужд Санктуария. Паутина смятения, которую она Видела над городом, сосредоточилась над тем местом, где когда-то хил Вашанка, и все колдовство управлялось надеждами и нуждами, которые вобрал в себя внезапно появившийся новый Бог-Громовержец.
Иллира зажала уши руками, не сознавая, что кричит. Когда девушка очнулась, она нашла себя лежащей на земле под портиком, холодные руки Миртис прижимали к ее лбу влажную тряпку. Даброу недобрым взглядом смотрел на жреца.
- Она - сильная женщина, - сообщил Факельщик кузнецу - бог войны не выбирает слабых вестников, - он повернулся к Иллире. - Я не дал имени последнему сыну Вашанки; у меня просто не нашлось подобающего. Теперь, полагаю, мы устроим торжественный обряд наречения и назовем его Гискурасом - по крайней мере до тех пор, пока он сам не выберет себе другое имя.
И, Иллира, надеюсь, твой сын будет присутствовать на этом обряде.
Щелчком пальцев подозвав слуг, он не прощаясь покинул портик, а огромный ворон, роняя перья, взлетел на крутую крышу Дома Сладострастия.
- Что я ему сказала? - спросила Иллира, хватая Даброу за руку. - Он не заберет Артона? Я ведь не говорила этого, правда?
Она ни за что на свете не отдаст сына жрецу или богам, даже несмотря на то, что в просьбе Факельщика блестит серебро истинного Видения. Но С'данзо не признают вмешательство богов.
Если понадобится, они покинут город, выскользнут ночью, как это сделали Шедоуспан и дочь Лунного Цветка, пусть даже Факельщик объявил, что никто больше не покинет Санктуарий без его позволения.
Пока Иллира беседовала с жрецом, Миртис удалось заставить мальчика проглотить немного жидкой овсяной каши с медом, но, возвращая ребенка в руки матери, хозяйка заведения дала ясно понять, что не надеется на то, что ребенок выживет, а учитывая интерес к нему со стороны жреца, она не хочет, чтобы тот умирал в Доме Сладострастия.
- Мы заберем его с собой, - просто ответил Даброу, собрав заодно и дочь и отправляясь на улицу. - В
