немного далее - посольства Коринфа, затем Аргоса, Самоса, Родоса и другие.
Вокруг палаток толпился народ, по большей части родственники и знакомые членов посольства.
Далее помещались роскошные палатки богатого Периандра из Хиоса, Эвфорида - из Орхоменоса, Павзона - из Эректрии. Хозяева палаток стояли у входа, разговаривали, размахивая руками, здоровались с друзьями и приглашали их войти в тень пурпурных палаток.
К ним приближались чужестранцы, загорелые от солнца юноши, называвшие себя сыновьями и родственниками старых друзей.
В этом пестром лагере не было недостатка в палатках торговцев. Вся эта толпа кишела, как муравейник. Слышались всевозможные греческие наречия. Разговаривающие не всегда понимали друг друга. Рядом с резким выговором пелопонесца слышалась протяжная речь фиванца, в которой смешивались мягкие ионические и эолийские звуки.
В толпе эллинов легко было узнать живых, веселых афинян и суровых, мрачных спартанцев: и те и другие часто обменивались враждебными взглядами. Нередко в толпе виднелись атлетические фигуры, на них указывали пальцами и называли имена и победы.
Перед палаткой хиосского посольства Перикл и Аспазия увидели плачущего мальчика, которого старик, по всей вероятности, дед, напрасно старался утешить. Перикл спросил о причине этих слез и узнал, что мальчик был исключен из числа принимающих участие в состязании за то, что явился в Олимпию с длинными волосами и в пурпурном платье.
Полунасмешливо, полунедовольно порицала Аспазия, не боясь, что ее могут услышать, мрачную строгость надсмотрщиков олимпийских игр, затем погладила мальчика по длинным, вьющимся волосам и сказала:
- Не плачь - Перикл из Афин замолвит за тебя слово.
Толпа прибывала, всюду собирались группы.
Перикл и Аспазия, продолжая путь, натолкнулись на группу, собравшуюся вокруг скульпторов, открыто выставлявших свои произведения.
В других местах толпа останавливалась вокруг поэтов или импровизаторов, поднимавшихся на наскоро устроенные подмостки. Чтецы читали эллинам рассказы о греческих городах и островах. В другой группе ораторствовали софисты, желавшие увеличить славу своего имени в Олимпии.
Далее какой-нибудь астроном, покрытый потом, под горячими лучами южного солнца, держал в руках астрономические таблички - плоды его проницательности и усердных вычислений, объясняя их собравшимся.
Высокий старый спартанец мрачно и недовольно глядел на эту тщеславную суету.
- Я не могу забыть того времени, - сказал он, обращаясь к своему спутнику, - когда Олимпия была только ареной состязаний в мужестве и силе. Теперь она сделалась местом выставки женственного и расслабляющего искусства. Когда я был мальчиком, здесь не продавали ничего, кроме необходимых жизненных припасов и предметов, имевших непосредственное отношение к празднеству - теперь же здесь целая толпа продавцов со всей Эллады, со всех городов и островов, точно так же, как и поэты, музыканты, скульпторы, софисты и тому подобный народ, который скоро совершенно изменит цель древних священных олимпийских празднеств всевозможными представлениями и состязаниями, недостойными мужчин, которыми стараются отличиться афиняне и другие эллины из нижней Греции и островов. Тщеславные глупцы! Каждый хочет похвастаться чем-нибудь. Посмотри, там несколько мегарцев вырезают свои имена на коре деревьев на берегу Алфея, чтобы хоть чем-нибудь увековечить себя.
- Да, - отвечал сосед спартанца. - Я вижу, на берегу некоторые собирают пестрые камешки, мне нужно взять несколько, чтобы подарить моему мальчику...
С этими словами он направился к берегу, а спартанец, покачав головой, поглядел ему вслед.
В эту минуту раздался громкий голос глашатая, на несколько мгновений привлекший внимание собравшихся. Это был общий язык эллинов.
'Панермитанцы и леонидцы торжественно объявляют всем эллинам о мире, заключенном между ними.'
Затем далее:
'Магнезийцы сообщают эллинам, что они заключили на вечные времена союз с лариссцами и деметрианцами'.
Затем раздались громкие слова:
'Лехеяне благодарят перед всем собравшимся народом лирнцев за помощь, оказанную им в споре с кенхрейцами'.
- Нечего сказать, стоит труда! - сказал один присутствующий кенхреец с насмешливой улыбкой. - Неужели лехеяне в самом деле думают, что мы испугались лирнцев! Клянусь Гераклом, на следующих олимпийских играх вы услышите совсем другое!
- Какое хвастовство! - насмешливо сказал один лехеянин, стоявший недалеко. - Они всегда так! Но у нас еще достаточно стрел, чтобы покрыть ими весь город кенхрейцев.
- А у нас достаточно копий, - возразил кенхреец, - чтобы проколоть всех собравшихся вместе лехеян.
- Дальше от меня, - с гневом вскричал лехеянин, - а то завтра ты не узнаешь в зеркале своего лица!
Говоря это он поднял кулак. Один афинянин схватил его за руку.
- Что это значит? - вскричал он. - Оставь кенхрейца, а не то ты будешь иметь дело со мной.
- Посмотрите, - сказал один самосец, находившийся в числе зрителей, собравшихся вокруг спорящих, - афиняне хотят расположить к себе кенхрейцев, но всем известно куда ведет их лесть.
- Конечно, всем известно! - вмешалось несколько спартанцев и аргивян.
- С некоторого времени, - прибавил один аргивянин, - афиняне удивительно любезничают с народом, занимающим пелопонесский проход.
- Как! Разве у них есть время думать о битвах! - вскричал один спартанец. - Разве великий Перикл- Олимпиец, уже покончил со своими роскошными храмами, пропилеями и золотыми статуями Паллады или Геры? Афинский олимпиец желает распространить свое царство по ту сторону пихтовых лесов Истма?
- А его друзья и сторонники уже прислали их! - вскричал один аргивянин, указывая пальцем через плечо в направлении мастерской Фидия.
Присутствующие афиняне не хотели оставить без ответа эту насмешку. Спор принимал угрожающий характер.
- Какие эллины, - раздался вдруг громкий голос, - осмеливаются смеяться над храмом и божественным изображением Афины? Все, что создано славного в Афинах, создано в честь всего эллинского народа. Вспомните, что в течение столетий наши отцы, какому бы племени они не принадлежали, сохраняли мир на этом месте, омываемом священными водами Алфея. Мы собрались сюда для мирных состязаний. Здесь священные места, здесь царствует божественный мир! В ограде храма общего бога Зевса, соединяет нас общий эллинский праздник. Сохраняйте мир, эллины, в священной долине! Оружие не должно здесь выниматься. Здесь не должно раздаваться звона бронзы, кроме звона на мирных состязаниях.
Восклицание 'Перикл!' разнеслось после этих слов во всей толпе.
- Перикл из Афин.
- Перикл Олимпиец!
Отцы поднимали своих детей, чтобы показать им Перикла.
До сих пор только немногие узнали его, теперь же, когда он заговорил, когда загремела его олимпийская речь, его узнали все собравшиеся эллины и, кроме того, сказанное им нашло эхо в живых сердцах эллинов.
Одобрительные восклицания разнеслись со всех сторон, даже с другого берега Алфея, и водный поток, казалось, присоединился к ним своим шумом.
Выйдя из толпы, Перикл с Аспазией и сопровождавшими их друзьями вступили в священную рощу Аполлона, украшенную храмами и всевозможными святынями, статуями, треножниками, колоннами, увитыми листьями с масличных деревьев, платанов и пальм. На вершине нового храма Зевса сверкала позолоченная статуя Победы.
Во внутреннем углублении они увидели произведение Алкаменеса. Это была группа, представлявшая
