области, взбунтовавшегося от невыносимых притеснений и издевательств белогвардейских войск. С двумя ротами пехоты и тремя сотнями кавалерии Анненков немедленно выступил на Славгород. При подходе к городу к белогвардейскому отряду присоединились еще два пехотных полка, и вся эта сила двинулась на расправу с недовольными горожанами и крестьянами окрестных населенных пунктов.
Когда питерский рабочий Василий Александров летом 1918 года по случаю командировки оказался в Славгороде, его взору представилась поистине ужасная картина:
'Как только в город без боя зашли передовые отряды Анненкова, население бросилось разбегаться кто куда мог, ничего не думая о последствиях беспорядочного бегства. Казаки же всех убегавших задерживали и уводили в северную часть города, где находились три глубокие ямы из-под саману. Здесь их раздевали и тут же расстреливали. Эту страшную картину мне довелось видеть из гаража. Вечером женщины, которых я совсем не знал, пошли посмотреть на убитых. Один из расстрелянных был еще жив. Он попросил испить воды. И еще просил передать матери, что не знает за что его схватили и убили. Этот крестьянин сказал женщинам, будто приезжал из поселка кое-что продать. В это время появился казак и со словами: 'А, так ты еще жив!' - выхватил шашку и зарубил раненого. Вечером прибыл сам атаман Анненков. Проживал он в Славгороде порядочно. Стоял Анненков в поезде при железной дороге и почти ежедневно чинил расстрелы, принуждая предварительно подлежащих расстрелу рыть для себя могилы'.
Вот еще одно свидетельство о зверствах, чинимых анненковцами, - Николая Голубева:
'Я работал маляром на станции Славгород и участвовал в рабоче-крестьянском восстании против колчаковского террора. В деревне Черный Дол, в трех верстах от города, мы соорганизовались, и было постановлено выступить на борьбу. По прибытии в Славгород очистили его от белых, освободили из тюрем политических заключенных, из которых было немало закованных цепями. Затем мы вышли из города, преследуя убегавших белых, но под станцией Карасук встретились с частями Анненкова. Сил у нас оказалось явно мало, и мы начали отступать назад к Славгороду, где были окончательно разбиты. Кровавый зверь Анненков сразу же начал творить расправу над всеми. Даже женщин, детей, стариков вешали на столбах, привязывали веревками за шею, зацепляли лошадьми, которых пускали во весь опор. По его приказу забирали всех рабочих без разбору, уводили за город в лощину, ставшую полем смерти и расправ. Деревня Черный Дол, где находился наш штаб, была сожжена дотла...'.
Алексей Ларин служил у Анненкова личным шофером около трех лет. Многое довелось ему повидать за это время: расстрелы, избиения, массовые порки крестьян шомполами, поджоги их домов... Свидетельств этого очевидца вполне достаточно, чтобы восстановить некоторые моменты, 'не сохранившиеся' в памяти атамана. Приведем один из эпизодов, рассказанных Лариным:
'Как-то летом 1918 года Анненков распорядился приготовить две грузовые машины для срочной поездки в одно село, что в 70 верстах от Славгорода. Выехали примерно 25 офицеров и казаков во главе с атаманом. Когда доехали до села, Анненкову принесли список из 10 человек, арестованных за симпатии к красным. Этих людей держали в сельском правлении. Атаман распорядился посадить всех в машины, и мы поехали назад. Верстах в пяти от села Анненков остановил машины. Он приказал своему адъютанту Смородинову расстрелять четверых крестьян на глазах у остальных, а этих выпороть нагайками, что немедленно и было сделано. Сам атаман в избиении и расстреле участия не принимал, но наблюдал, как выполняется его приказание. По окончании экзекуции мы уехали.
В тот же день верстах в 50 от Славгорода по приказу Анненкова были запороты до полусмерти еще четверо каких-то крестьян. Произошло это следующим образом. Недалеко от села мы остановили машины. За рулем одной из них сидел сам Анненков. По его предложению на машине укрепили красный флажок с надписью что-то вроде 'Учредительное собрание'. Возле нас остановились четверо совершенно незнакомых крестьян, шедших по дороге. Кто-то из них обратился к Анненкову с вопросом: вы красные или черные? За атамана ответил один из солдат:
'Красные'. Крестьяне вступили с нами в разговор, вели себя доброжелательно. Но Анненков резко прервал беседу и приказал этих четверых выпороть. Казаки стащили с мужиков штаны, заворотили наверх рубахи и стали их пороть тупыми концами клинков. Крестьяне кричали от невыносимой боли, просили помиловать. Несмотря на мольбы, несчастных пороли до потери сознания. После этого Анненков приказал ехать в другое село'.
Аналогичными жуткими подробностями сопровождается весь путь атамана, зловещий след кровавых расправ над безоружными людьми тянется за ним и его войском.
Как показывали Филипп Мачулин и Роман Самохин, служившие кондукторами на станции Рубцовка, летом 1918 года по приказу Анненкова был сформирован бронепоезд. На нем между Семипалатинском и Алейском курсировала специальная карательная рота, возглавляемая отъявленным головорезом капитаном Кауровым. Первой операцией бронепоезда стал расстрел семи крестьян со станции Шипуново. Таких акций было немало. Особенно зверствовали анненковцы, когда у белых начались неудачи на фронтах. По свидетельству Мачулина, после занятия красными станции Рубцовка разъяренный Анненков верхом на лошади в сопровождении конвоя прискакал к бронепоезду. Он приказал немедленно направить состав с карателями на занятую красными станцию. Вместе с ним туда отправилось около сотни казаков. Однако недалеко от станции Аул бронепоезд остановился: поступило известие, что впереди объявилась разведка красных. Атаман дальше ехать не захотел, решив выместить злобу на местных жителях. По его распоряжению казаки стали ловить и сгонять окрестных крестьян, чинить над всеми без разбору всякие зверства. Большинство попавших под руку мужиков подвергались жестоким пыткам: сначала им наносили неглубокие колотые раны, а потом рубили насмерть. На глазах у Романа Самохина недалеко от упоминавшейся станции Шипуново каратели отыскали прятавшихся в колодце двух красноармейцев и зарубили их. Затем подожгли с трех сторон близлежащее село Хлопуново и подвергли издевательствам его жителей.
Крестьянин села Красноярское Степан Вольных по личному приказанию Анненкова за сочувствие Советской власти был подвергнут карателями жестокой порке, после которой месяц не мог подняться с постели. По его словам, других сочувствующих (Егора и Ефима Чепуштановых, Лариона и Степана Филяровых, а также их односельчан Кириченко, Арошина и Шевченко) расстреляли. При этом Егора Чепуштанова закопали в землю еще живым, истекавшим кровью.
Ивану Мартыненко удалось схорониться от анненковских карателей. Он вспоминает, как однажды в село Веселый Яр прибыл отряд Аннненкова. Его люди имели на погонах буквенные нашивки 'А. А.', а на рукавах - эмблемы с изображением двух перекрещенных костей и черепа. Они привезли с собой четверых арестованных, расстреляли их на окраине села и уже собирались садиться на поезд, чтобы возвращаться в Рубцовку, как к Анненкову подошел кто-то из местных зажиточных мужиков и подал ему список сочувствующих Советской власти. Всех их тотчас поймали и расстреляли без всякого разбирательства. Когда поезд с анненковцами тронулся, каратели открыли стрельбу по группе крестьян, хоронивших расстрелянных,
При описании творимых войском атамана Анненкова бесчинств мы пользуемся преимущественно свидетельствами людей из его ближайшего окружения, местных жителей и других лиц, являвшихся непосредственными очевидцами, а то и участниками происходящего. Один из них - Василий Довбня. Обратимся к его показаниям:
'В июле-августе 1918 года в Лепсинском уезде Семиреченской области появился белый отряд, пришедший со стороны Сибири и прославивший 'силу русского оружия' рубкой голов и порками мирного населения. Отсутствие сопротивления давало возможность пьяной разнузданной банде офицеров и присоединившимся к ним казакам безнаказанно пороть и рубить мирных жителей, насиловать женщин и даже малолетних девочек, грабить их имущество. Горе тому, кто пытался не то что защитить, а лишь только высказать свое неудовольствие по поводу грабежей и насилий. Его сразу объявляли большевиком и в лучшем случае пороли плетьми, а то и рубили, да не просто рубили, а истязали. Отрубят ногу, руку, разрежут живот.
Всех больных и раненых, находившихся в лепсинском лазарете, зверски изрубили... Больной тифом старый партиец, незадолго перед этим приехавший из Перми, был жестоко избит, затем ему распороли живот и выбросили в огород, где он умер через сутки... Описания очевидцев творимого Анненковым произвола можно приводить практически до бесконечности. А потому целесообразней, видимо, ограничиться на сей счет некоторыми официальными сведениями, фигурирующими в материалах расследования деяний атамана и его подчиненных.
