У меня было другое мнение,
Но…
Если это реально, зачем продолжать сопротивление? Если ситуация настолько безнадежна, почему бы просто не лечь и умереть?
Да потому - я даже улыбнулся про себя, - что на самом деле я не верил в это. Смотрел правде в глаза и не верил!
Прямого отношения к армии это не имело. Мы сдерживали червей исключительно грубой силой, потому что не могли придумать ничего лучшего.
Нет, не безнадежность ситуации заставляла меня думать об отставке. Я продолжал бы сражаться с ними вечно, даже не имея ни единого шанса на победу.
Дело было в Дьюке.
Я нес ответственность за случившееся.
Будь оно трижды проклято!
Снова Шорти, только страшнее. Я сжег Шорти, но его атаковал червь. Шорти повезло - он умер мгновенно. У Дьюка это займет годы…
Если я демобилизуюсь, то, по-видимому, смогу сразу же приступить к работе у Флетчер. Допуск у меня уже есть.
Желание сделать это немедленно оказалось настолько сильным, что я схватил телефон.
Но не позвонил. Наверное, можно уйти из армии - мой срок истек год назад, - но как уйти от боли?
В этом и состояла безвыходность положения.
Я свернул к Санта-Крузу, но в мыслях остался на том же месте. В тупике.
Предстоящая встреча с матерью не волновала меня. Я примерно представлял, во что она выльется.
Ее квартира и офис размещались в частной застройке (читай: крепости) под названием Фэнтези- Вэлли-Тауэрс, расползшейся скоплением шаров, куполов и шпилей и напоминающей декорации к голливудским сказкам. Этот архитектурный стиль назывался «апокалипсическое барокко». Наружные стены окружали лабиринт арок, террас, балконов. До эпидемий жилье здесь стоило, наверное, чертовски дорого. Но теперь все выглядело неухоженным и даже слегка запущенным.
Парадные двери в доме матери были в два моих роста и казались хрустальными, но всю картину портила куча невыметенных листьев перед входом.
Мать открыла с громким, возбужденным смехом. Ее платье являло собой невероятный коктейль ярких шелков и перьев, прямо-таки фонтан розового и алого. На шее - ожерелье из серебряного с бирюзой цветка тык-вы-навахо в середине и дюжиной обсыпанных драгоценными камнями тыквочек вокруг. Явно тяжелое, как и кольца на пальцах.
- Наконец-то ко мне пришел мой маленький! - воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. В руке у нее был стакан. - Прости, что не навестила тебя в больнице, но нас туда не пускали.
- Все правильно. Да и вряд ли я составил бы хорошую компанию.
Она схватила меня и потащила на террасу, громко выкрикивая:
- Алан! Алан! Джим приехал! Джим, ты ведь помнишь Алана?
- Того, что увлекался серфингом?
- Да нет, глупенький. Того звали Бобби. - Бобби был всего на два года старше меня; когда я видел его в последний раз, он еще не решил, кем будет, когда вырастет. - А это Алан Уайз. Я же рассказывала тебе.
- Нет, ты рассказывала об Алане Плескоу.
- Разве?
- Да. Не думаю, что я знаком с этим Аланом.
- О, тогда…
Этот Алан оказался высоким блондином с седеющими висками. Когда он улыбался, от глаз разбегались лучики морщин. Рукопожатие его было чуть сердечнее, чем надо, а грудь находилась в состоянии неуклонного сползания к животу.
На террасе был еще один человек, коротенький и смуглый, смахивающий на японца. Очки с толстыми стеклами и темно-серый деловой костюм делали его похожим на адвоката. Алан представил его как Сибуми Та-кахару. Мистер Такахара вежливо поклонился. Я поклонился в ответ.
Алан потрепал меня по плечу и сказал:
- Ну, сынок, небось хорошо вернуться домой и отведать добрую мамочкину стряпню, а?
- Что?.. Да, сэр, конечно.
Только это был не мой дом, а мать вряд ли готовила со времен крушения «Гинденбурга».
- Что будем пить? - спросил Алан. Он уже стоял у бара и накладывал лед в стаканы. - Нита, хочешь повторить?
- Вы умеете готовить «Сильвию Плат»?
- Что?
- Да так, не обращайте внимания. Все равно у вас, наверное, не найдется нужных ингредиентов.
Мать с удивлением посмотрела на меня:
- Что это за «Сильвия», Джим? Я пожал плечами:
- Не важно, я пошутил.
- Нет, расскажи, - продолжала настаивать мать. Ей ответил Такахара:
- Этот коктейль состоит из слоя ртути, слоя оливкового масла и слоя мятного ликера. Пьют только верхний слой.
Я пристально посмотрел на него; его глазки поблескивали.
Мать нахмурилась.
- Не поняла юмора. Алан, а ты?
- Боюсь, для меня он тоже слишком тонок, милая. Как насчет «Красной смерти»?
- Нет, благодарю. За последний месяц я нахлебался ее по горло. Пиво, если не возражаете.
- - Какие могут быть возражения? - Алан исчез за стойкой бара, оттуда донеслось бормотание: - Пиво, пиво… Где же пиво? Ага, вот оно! - Он выпрямился с тонкой зеленой бутылкой в руках. - Из личных запасов. Исключительно для вас!
Он церемонно открыл бутылку и стал наливать пиво в стакан.
- По стенке, пожалуйста, - попросил я. - А?
- Пиво наливают по стенке стакана, а не льют на середину.
- Теперь все равно поздно. Простите. - Он вручил мне стакан с пеной и полупустую бутылку. - В следующий раз буду знать, ладно?
- Да, конечно, - ответил я и подумал, что следующего раза не будет.
- Наверное, я просто не привык наливать, - сказал Алан, усаживаясь. Он посмотрел на мою мать и похлопал по кушетке. Она подошла и села, пожалуй, слишком близко. - Я чересчур избалован. - Он улыбнулся и обнял мать за плечи.
- Алан, Джим сражается с этими ужасными хаторра-нами.
- Неужели? - Он, похоже, заинтресовался. - Вы в самом деле видели их?
- Прежде всего, они называются «хторранами». Звук «ха» глухой. Как в имени Виктор, если опустить первые две буквы.
- О, я ведь никогда не смотрю новости. - Мать, как бы извиняясь, взмахнула рукой. - Я только читала о них в утренних газетах.
- А что касается вашего вопроса. - Я повернулся к симпатяге Алану и холодно бросил: - Да, я видел несколько штук.
- Правда? - удивился он. - Они существуют?
Я кивнул, отпил пива и вытер рот тыльной стороной ладони. Я не мог решить, оставаться ли в рамках приличий или резать правду. У матери было выражение «потанцуй для бабушки», на лице Алана Уайза застыла широкая пластиковая улыбка, но мистер Такахара внимательно смотрел на меня. Правда одержала верх.
Я окинул взглядом Алана Уайза и спросил:
