ямину, только фонарь булькнул. Ну а там уже как повезет.
– Погоди! Сейчас ты полезла сюда ради нас, согласен. Но что ты тут делала в прошлый раз? – логично спросил Эссиорх.
Варвара пояснила, что в прошлый раз она заныривала не через водостоки и не от «Киевской». Но что там, где в прошлый раз, она с двумя новичками ни за что не полезет. Хватит ей того, что она едва не подохла тогда от страха.
Корнелий подумал, что девушке в некотором смысле удобнее. Можно смело признаться, что ты струсила, и при этом остаться храброй. Вообще странная вещь: в своей трусости охотно признаются только смелые люди. Настоящие стопроцентные трусы предпочитают важно помалкивать, не затрагивая эту тему, и массировать ударные костяшки, набитые о стену.
Шли они долго. Эссиорх успел привыкнуть к чавканью воды, равно как и к ощущению, что примерно по колено его ног уже не существует, а существует только сплошная сырость. Раза четыре он больно цеплялся макушкой о низкие своды, и теперь ему казалось, что он стер волосы до кожи. Голова саднила. Эссиорх загадал, что если зацепит макушкой еще раз, то раздобудет где-нибудь неудачливую строительную каску. На худой конец, даже армейская сойдет. Представив, как она будет громыхать о своды, Эссиорх улыбнулся.
В Подземье он бывал редко. Как хранителю, здесь ему было неуютно. Теснота, сдавленность, ощущение близости нежити чувствовались уже тут. Он знал, что с каждым метром вглубь отторжение будет усиливаться. Подземье начнет изгонять, сдавливать, выталкивать его, как изгоняют и сдавливают морские глубины, когда до звона в ушах ныряешь к самому дну.
Залаз и Подземье – абсолютно разные вещи. Залаз – это, по большому счету, просто дыра, которая позволяет всунуть в себя нос. Дверь, люк, тоннель. Тот, кто знает конкретный залаз, еще не может утверждать, что ему известно Подземье. Сравнивать залаз и Подземье невозможно. Они несовместимы. Залаз – это комикс в семь страниц, а Подземье – вся литература. Залаз – бутылка минеральной воды с высохшим лизком клея от оторванного ценника. Подземье – все моря и океаны мира.
Есть диггеры, которые изучили двадцать залазов, некоторые – девять, некоторые – три. Если же кто- то берется утверждать, что отлично знает Подземье – то одно из двух: перед вами или приблудившийся гном, или врущий чайник без ручки. Отличить гнома от врущего чайника проще простого. Гном обычно маленького роста, атлетического сложения, с бородой от глаз или, если борода бритая, то с такой же, от самых глаз, щетиной, о которую затупится любая бритва. Уши гномы имеют с удлиненными кончиками. Часто на ушах бывает шерсть.
Эссиорху было известно, что чужие земли начинаются уже здесь, под самым городом. Среднее Подземье, Нижнее, затем Хаос, затем Верхний Тартар – всё это территория врага. Верхнее Подземье – еще не его земля, но уже приграничье, как и человеческий мир. И как во всяком приграничье тут часто происходят стычки.
– Где-то внизу сейчас Троил! В кромешном мраке, в хаосе! Если здесь плохо, то там-то каково?.. – обернувшись к Эссиорху, шепнул Корнелий.
В слабом свете фонаря его голова оказалась в ореоле. Уши просвечивали нежным рубином.
Тоннель поднимался всё время немного вверх. Затем круто свернул и завершился каменным колодцем, который Варвара осторожно обошла по краю. Наверх шли железные скобы. Длинный коридор уходил направо. Одна из его стен, уже бетонная, через равные промежутки времени принималась мелко дрожать.
Варвара выразила свое отношение к новому тоннелю длинным плевком, который, скользнув по дуге и подсветившись фонарем, исчез в неизвестности.
– Метро. Если переться минуть десять, не останавливаясь, будет отстойник для поездов. Три такие кишки, где вечно пасется куча всяких ремонтников. Примерно по пять скучающих мужиков на одну гайку, которую нужно завинтить… Ну вру, не пять! Просто меня один раз там чуть не запалили.
– Нам сейчас не туда? – спросил Эссиорх.
– Сюда! – с явной насмешкой сказала Варвара и, направив луч фонаря, принялась ногой отгребать в сторону нарочно наваленный мусор. Под мусором оказался сварной лючок квадратной формы. Заперт он был не на замок, а на два толстых болта со специально сбитой резьбой.
Варвара посмотрела на болты с презрением. Риторически вопросив, неужели есть еще такие дураки, которые прутся под землю с одними плоскогубцами, она мигом извлекла из рюкзака ножовку по металлу. Один болт поддался через минуту. Другой изрядно попортил нервы, но тоже уступил.
Эссиорх без усилия поднял люк и ощутил сквозняк, лижущий ему вспотевшие лицо и шею. За люком начинались высокие ступени. Проход был узким, на одного человека. Двое разошлись бы, только соприкоснувшись животами.
Добряк первым нырнул в проход. То и дело он вопросительно оборачивался, и тогда в выпуклых его глазах отражались желтые пятна фонаря. Подобно многим животным, спускаться ему было сложнее, чем подниматься, но Добряк был пес привычный и бежал вниз зигзагом, сглатывая высоту ступеней. Варвара озабоченно потрогала сточенное полотно ножовки и, спрятав ее в рюкзак, начала спускаться.
Эссиорх сутулился, берег макушку и уже устойчиво представлял себе Верхнее Подземье как изъеденный мышами кусок сыра. В лестнице он насчитал двести шестьдесят две ступени. Если прикинуть, что каждая ступень сантиметров по сорок, то всего они опустились на сто – сто пять метров от уровня верхнего тоннеля.
Ближе к концу лестница без предупреждения перешла на небольшие ступени и, измельчав, впала в ничтожество. Тоннель начался незаметно и вел в ту же сторону, что и лестница, не слишком выдерживая размеры. Заметно было, что строителей больше волновала твердость окружающих пород, чем внешний вид.
– Долго еще? – спросил Корнелий, только что с тоской подумавший, что на обратном пути лестница покажется еще длиннее.
Варвара, не оглядываясь, яростно пнула его каблуком, заявив, что в залазе не спрашивают, «долго или нет».
– Примета такая! Прешься, прешься, уже вроде пришел, а как спросишь: тут или завал, или заварили всё наглухо, или водой затопило. Если человек попал под землю – значит, он уже повсюду успел! – озабоченно сказала Варвара.
«Занятно, как суеверие может существовать без веры. В свет не верят, в мрак тоже – а лишний раз вякнуть боятся. Вроде как соглашаются с тем, что бьет их по башке какая-то рука, а чья рука и за что – непонятно!» – подумал Эссиорх, налетая в темноте на худое и острое плечо Корнелия.
Добряк предупреждающе заворчал, а еще шагов через пять они увидели размытую оранжевую запятую. Скорее желтоватая, чем алая, она плясала на мокрых стенах тоннеля. Запятая двоилась, блики менялись местами, и потому сложно было угадать, какая из них настоящая.
Варвара поспешно отступила назад. Фонарь она выключила еще раньше: когда заворчал Добряк.
– Костер! – прошипела она, с раздражением оглядываясь туда, где, как ей казалось, стоял Корнелий. – Спросил «долго»? Довякался, блин, зоркоглазик?! И что теперь делать?
– Ну костер и костер… Кто-то решил погреться. Не завал же! – сказал Эссиорх миролюбиво. Он уже прикинул, что нежить костров не разводит. Раз так – нечего и волноваться.
– Интересно, где он насобирал дров? С собой, что ль, припер? – подозрительно продолжала Варвара.
– Тут же иногда валяются доски! – тоном знатока сказал Эссиорх, дважды натыкавшийся на завалы деревянного мусора под ведущими наверх люками.
– Ты их трогал? Это даже не гниль! Их можно пальцами крошить и выжимать воду! Не нравится мне это!
Корнелий отважно шагнул вперед, но ощутил во рту невкусную перчатку Варвары.
– Тихо, ботан! Сознавайся, что ты хотел сделать? Дай сама догадаюсь: заорать? – змеюкой прошипела Варвара ему на ухо.
– Просто… тьфу!.. поздороваться. Разве нет какого-нибудь подземного приветствия диггера? – отплевываясь, сказал Корнелий.
– Есть. Ломиком по башке три раза. Или саперной лопаткой один раз. А там можно и не закапывать.
