не проливали драгоценную воду, которую мы полдня таскали с собой, и была так поглощена этим, что не заметила, как из зарослей вышли три слона: я увидела их, только когда они подошли к нам вплотную. Мы бросили все и обратились в бегство.
На следующее утро, когда мы вернулись за миской для воды, все семейство бесследно исчезло; мы нашли только остатки цесарки, которую, должно быть, убила Пиппа. Следующую неделю она провела под акацией, которая росла в одиночестве на краю Буйволиной чащи. Мы назвали ее Угловой акацией. Это была типичная зонтичная акация — прямой ствол без единого сучка переходил в плоскую крону. Разумеется, для молодых было непреодолимым искушением взобраться вверх по двадцатифутовому стволу — в ловкости они теперь почти не уступали Пиппе. Вцепляться когтями в кору и дюйм за дюймом подтягиваться вверх по стволу было не так уж трудно, а вот спускаться — совсем другое дело. Чтобы спуститься, они сползали по стволу, потом прыгали и приземлялись на прямые ноги. Нужно знать строение лап гепарда, чтобы оценить эту эквилибристику; я всегда поражалась, как это их тонкие косточки выдерживают такое приземление и не ломаются.
Примерно в десяти минутах ходьбы было еще одно, более удобное убежище под большим тамариндом, в тени которого располагался термитник — идеальное место для отдыха и осмотра местности. Дерево росло там, где равнина Гамбо начинала полого спускаться к Ройоверу, текущей на расстоянии полумили. Логово было скрыто нижними ветвями, и гепардам был виден не только прибрежный кустарник, но и вся равнина в той стороне, где был наш лагерь — до него было не больше двадцати минут ходу. Несколько раз мы находили следы гепардов на узкой звериной тропе, ведущей от тамаринда к нашему лагерю, но ни разу Пиппа не позволила детям подойти ближе чем на четыреста ярдов. Им уже исполнилось пять с половиной месяцев, и мне было очень любопытно вычислить площадь, на которой они находились со дня рождения, — оказалось, что Пиппа обвела их вокруг лагеря по кругу диаметром примерно в пять миль.
После окончания дождей вернулись слоны и небольшими стадами то там, то тут переходили равнину. Они двигались совершенно бесшумно, и мы однажды едва спаслись, столкнувшись нос к носу со слоном, затаившимся в зарослях. Каждую ночь я теперь могла наблюдать, как они собираются у своего «любимого дерева» на другом берегу, — я поставила кровать так, что могла освещать их фонариком, не поднимая головы. Но, несмотря на это, мне приходилось бодрствовать и держать ухо востро. Как я завидовала полному равнодушию гепардов к слонам (и к прочим толстокожим)!
16 февраля мы нашли семейство под небольшим кустом возле Угловой акации. Я положила мясо на землю, и все бросились к нему — кроме Уайти. Когда она появилась, я похолодела от ужаса — она еле ковыляла, а левая передняя лапа волочилась, болтаясь у запястья. Подозрительно косясь на меня, она подобралась к Пиппе и все время пряталась за нее. Уайти всегда была очень приветлива, а теперь она яростно зашипела, стоило мне взглянуть на нее; когда же я попробовала подойти, она совсем взбесилась. Что мне оставалось делать? Она не могла наступать на лапу — очевидно, это перелом. Я решила оставить ее с Пиппой. Потом я вызвала по радио доктора Харторна, и он одобрил мое решение, но на всякий случай предложил прислать снотворное — вдруг Уайти станет хуже и мне придется взять ее в лагерь.
Я вернулась из этой экспедиции как раз вовремя, чтобы помочь отгонять слона, который направлялся на кухню, — налетев на дерево в каких-нибудь двадцати ярдах от палатки рабочих, он затопал прочь. Как только стемнело, со всех сторон зарычали львы и совсем близко послышался отчаянный вопль зебры. Почти всю ночь я слышала вой гиен и тявканье шакалов, сбежавшихся к добыче. Утром мы со всякими предосторожностями пошли к этому месту — оно находилось ярдах в двухстах выше по течению, и его легко было обнаружить, потому что на деревьях в огромном количестве расселись грифы. Подойти поближе нам не удалось — львы все еще были возле добычи, — но на том месте, где происходила борьба и откуда львы оттащили тушу в кусты, мы увидели переднюю ногу молодой зебры Греви, на которой ясно различался старый перелом. Сомневаться не приходилось — это был тот самый бедняга жеребенок, за которым мы следили семь недель. Увечье все же стало причиной его гибели.
Было ли это случайное совпадение? Или трагедия произошла так близко от лагеря, чтобы я осознала, что даже самая смелая мать не в силах защитить свое искалеченное дитя? Не пора ли мне подумать об Уайти? Мы пошли к Угловой акации: Уайти не стало хуже, она достаточно быстро бегала на трех ногах, да еще и отбивалась, если сестры слишком наседали на нее. Но защитить от них свою еду она никак не могла. Я была к этому готова и собиралась кормить ее из рук — специально для этого я захватила брезентовые рукавицы, которые надевала, возясь с Тагой. Для того чтобы Уайти убедилась в моих дружеских намерениях, потребовалось неистощимое терпение, но я твердо решила, что она не должна терять в весе, и чем раньше она начнет брать у меня пищу, тем лучше. Постепенно, стараясь не удаляться от своего семейства, она стала есть у меня из рук. В это время Пиппа забралась на самую верхушку дерева и, балансируя на тонких ветках, поддразнивала: «Прр-прр», словно хотела сказать: «Смотрите, какая я ловкая!»
Я представить себе не могла, зачем она подстрекает малышей заниматься такими опасными играми: может быть, она боится, что после несчастья с Уайти они перестанут лазить, а ведь это умение может им пригодиться в борьбе за жизнь. Вполне возможно, что гепарды стали карабкаться на деревья совсем недавно, после того как человек вытеснил их в лесистые области из привычных мест обитания на равнинах. И, хотя они овладели техникой древолазанья, природа все-таки не снабдила их втяжными когтями или пристающими к поверхности подушечками, и ноги у них длиннее, чем у тех видов, которые приспособлены к лазанью по деревьям.
Может быть, высокая смертность среди молодых гепардов объясняется тем, что они часто травмируют лапы, пытаясь приобрести навыки, не свойственные им от природы?
На следующее утро Пиппа с семейством перешла дальше на полмили — ей явно мешали грифы, которые последние два дня несли свою жуткую вахту на Угловой акации. Эта длинная прогулка ухудшила состояние Уайти, она ступала чрезвычайно осторожно и при этом так боялась меня, что было очень трудно накормить ее из рук и тем самым обеспечить ей дополнительную подкормку. Она была необыкновенно красива и гораздо сильнее остальных, поэтому особенно больно было видеть ее искалеченной. Вечером, сидя в ванне, я услышала такой мощный рык льва, что впервые в жизни звук, который я люблю, нагнал на меня страх. Я выскочила из ванны и увидела льва, направлявшегося к остаткам зебры; его громоподобное рычание сотрясало все вокруг; умолк он только у самой добычи. И тревога за Уайти с новой силой охватила меня.
Наутро мы увидели, что Пиппа увела молодых еще дальше, к горелому дереву, лежавшему на выжженной земле. Малыши с наслаждением вывалялись в золе и стали похожи на пятнистых трубочистов. Наверно, Уайти было очень грустно оттого, что она не могла резвиться вместе со всеми. Почти все утро она сосала Пиппу. В этот день малышам исполнилось шесть месяцев. Пиппа была очень нежна с Уайти и не двигалась, когда та подходила к ней приласкаться. Так и не придумав, что сделать, чтобы помочь малышке, мы пошли домой и сразу же напоролись еще на одну львицу, а других слышали издали.
Тут я окончательно решила взять Уайти в лагерь. Я поехала к Скале Леопарда и попросила директора парка слетать в Найроби за снотворным. Он согласился. Утром мы напрасно разыскивали семейство. Тем временем уже был доставлен ларгактил с инструкцией — ввести 1 миллиграмм на фунт веса. Предположив, что Уайти весит около 25 фунтов, я приготовила соответствующую дозу. Нам пришлось порядочно побродить, прежде чем мы разыскали семейство в зарослях кустарника мили на полторы дальше, чем вчера. Уайти сильно проголодалась и с жадностью проглотила кусочек мяса, в котором было спрятано снотворное. Оно должно было подействовать в течение получаса. Прошло два часа, а она все еще и не думала засыпать, даже подошла напиться. Но солнце спускалось, я боялась потерять Уайти в темноте, и поэтому, дождавшись, пока она опустит голову в миску с водой, схватила ее. В мгновение ока она укусила меня в руку, бедро и икру, и я, обливаясь кровью, была вынуждена отпустить ее. На этом и кончились все наши попытки изловить ее. Но я не могла оставить ее на ночь под действием наркотика и уговорила Гаиту и Стенли подождать вместе со мной, пока снотворное не подействует. К счастью, луна светила довольно ярко, и часа три гепарды были видны сравнительно хорошо. Потом Уайти показалась мне сонной, и я потихоньку стала подкрадываться к ней. Но когда я подошла слишком близко, она удрала. Прислушиваясь к воплю гиен и ворчанию львов, мы ждали, пока она станет засыпать, но Мбили и Тату бдительно охраняли ее и поднимали тревогу всякий раз, как только я трогалась с места. Одна лишь Пиппа еще доверяла мне, так что я дождалась, пока Уайти прилегла с ней рядом, и, притворившись, что заигрываю с Пиппой, накинула полотенце на голову Уайти и схватила ее. Прежде чем я сообразила, что произошло, она
