– Да-да, – сказал священник, с сочувствием погладив Мисси по плечу. – Она совершенно права. Так и надо поступить. Что же касается отпевания, то даю слово: я сделаю все, как положено. Мы воздадим все почести этой женщине и помолимся за нее. Сначала отслужим заупокойную мессу, а потом отвезем на «землю горшечника»…
– На «землю горшечника»? – с удивлением переспросила Мисси.
Женщины с пониманием переглянулись. Конечно, эта девочка еще мало что понимала в жизни и в смерти…
– Это братская могила для бедняков, дочь моя, – пояснил отец Фини. – Не расстраивайся, перед Богом все равны – богач и бедняк, погребенный в царской усыпальнице и похороненный в простом рву. Душа Софьи на небе и предстоит Господу. Поверь мне: ей уже неважно, где найдет покой это бренное тело…
Мисси бросилась на колени у постели княгини. Господи! Они хотят похоронить вдовствующую княгиню Софью Иванову в могиле для бедняков!
– Нет! – закричала Мисси. – Нет! Только не это! Вы ничего не понимаете! Ее нужно похоронить в отдельной могиле, и за упокой ее души нужно отслужить торжественную мессу! Я найду деньги – чего бы мне это ни стоило!
Женщины покачали головой и, переговариваясь вполголоса, вышли из комнаты, оставив Мисси наедине со священником.
– Не принимай все это так близко к сердцу, дочь моя, – сказал отец Фини. – Ты еще сама почти ребенок, а у тебя на руках – малолетняя дочь. Ты должна воспитать ее. Почему ты не хочешь понять: простой гроб и братская могила – отнюдь не позор? Хочешь, я сам схожу в благотворительную контору и обо всем договорюсь?
– Нет, нет… – рыдала Мисси. – Никогда, никогда, никогда…
Отец Фини глубоко вздохнул и опустился на колени рядом с Мисси – он начал молиться за упокой души рабы Божией Софьи. Прочитав положенную молитву, он поднялся на ноги и сказал:
– Я приду завтра утром, узнаю, что удалось сделать. Помни, дочь моя, что двери церкви всегда открыты для тебя. Если ты нуждаешься в утешении – приходи к нам. Самое главное, не забывай, что жизнь человеческой души не ограничивается днями, проведенными на этой земле. За гробом – жизнь вечная. Я буду постоянно поминать в своих молитвах душу усопшей. Если можешь, молись и ты.
Мисси долго еще простояла на коленях. Роза Перельман вызвалась присмотреть за Азали, и ничто не мешало ей побыть возле Софьи. Мисси оплакивала кончину близкого человека, но к скорби по усопшей присоединялось еще одно чувство: чувство беспокойства и тревоги. Мисси думала, где раздобыть деньги на похороны. У нее был один выход…
Салун был ярко освещен. У стойки бара толпились подгулявшие посетители, за столиками гордо восседали проститутки, по углам ютились бедно одетые люди, пытавшиеся утопить в стакане дешевого портвейна свои житейские проблемы… Кто-то наигрывал на пианино популярные мотивчики, голубоватый дым сигарет устремлялся вверх, к круглым абажурам газовых ламп, напоминая утренний туман у берегов Ирландии.
О'Хара стоял у стойки и проворно наливал виски в стаканы, а пиво – в кружки. Какая-то молодая женщина приносила ему пустые кружки и забирала подносы с полными. У Мисси в груди екнуло: О'Хара не стал ждать, он нашел себе другую работницу.
Завернувшись в платок, Мисси протиснулась сквозь шумную толпу к стойке:
– О'Хара, – прошептала она, наклоняясь к ирландцу. – Мне надо с вами поговорить.
Шемас с пониманием кивнул, велел новой работнице заменить его у стойки, а сам жестом позвал Мисси в комнату, расположенную за питейным залом.
Мисси нервно ходила взад и вперед по толстому персидскому ковру: впервые за время работы у О'Хары она оказалась в его комнатах. В комнате человека, которого, на самом деле, почти не знала. Потемневшая от времени мебель была, судя по всему, привезена из Ирландии. На стенах висели старые фотографии в золоченых рамках. По обеим сторонам камина стояли два массивных стула с сиденьями из конского волоса, а на спинки наброшены кружевные салфетки. Возле самого камина находилось металлическое ведерко с углем и высокая ваза с длинными лучинами, с помощью которых О'Хара зажигал свои сигары. Мисси подумала, что, наверное, так или примерно так выглядел дом родителей О'Хары в Ирландии.
О'Хара задвинул тяжелую занавеску из красного бархата, отделявшую комнату от бара. В два шага он пересек помещение и, сжав руки Мисси своими огромными ручищами, сказал:
– Мисси, прими мои самые искренние соболезнования. Что я могу для тебя сделать? Что сказать тебе в утешение? Да… покойнице было много лет, за плечами у нее – долгая жизнь… Теперь тебе придется взвалить все на свои плечи. Ты отвечаешь не только за себя, но и за малышку… – О'Хара немного помолчал, потом глубоко вздохнул и проговорил: – Я обо всем подумал, Мисси. Я смогу позаботиться о вас обеих. У меня достаточно денег, чтобы вас обеспечить. Вы будете жить в хорошем доме. И потом, если действительно будет введен сухой закон, найду способы еще заработать. У меня все устроено. Ты и не представляешь, Мисси, какие деньги можно заработать, торгуя спиртным при сухом законе. Будь уверена, мне много достанется. Что скажешь?
Мисси в недоумении уставилась на Шемаса:
– Но это же невозможно! – воскликнула она. – Я не могу поселиться у вас! Что подумают люди?
– А что они могут подумать? Они подумают, что ты моя жена. Я прошу твоей руки, Мисси.
– Моей руки? – Мисси не верила своим ушам. О'Хара переступил с ноги на ногу и вдруг опустился на одно колено перед остолбеневшей девушкой. Его щеки горели.
– Клянусь тебе, Мисси, – проговорил он, – ни одной женщине, кроме покойной матушки, я не говорил этих слов. Мисси, я люблю тебя. Ты самая хорошая на свете. Я всю жизнь мечтал именно о такой жене. Умоляю тебя, выходи за меня замуж.
У Мисси закружилась голова: все это походило на кошмарный сон. Она почти не знала этого мужчину, а он вообще ничего не знал о ней. Не знал, что перед ним англичанка из хорошей семьи, дочь профессора Маркуса Октавиуса Байрона; не знал, что она была страстно влюблена в другого, которого уже давно не было в живых и забыть которого она никак не могла. О'Хара не знал Верити Байрон! Он знал нищенку, подрядившуюся мыть стаканы в его питейном заведении, исхудавшую девчонку, с благодарностью
