неразрывной связи с религией, он в нее возвратился. Иногда вампир рассматривал церковь как бессмертное существо со своими собственными правилами, существующее, как он сам, в строго предписанных рамках и пополняющее свои жизненные силы за счет крови своих смертных адептов. Причем часто эта кровь была отнюдь не метафорической, хотя и проливалась во имя бога любви...
Конечно, на протяжении веков не удавалось обходиться без компромиссов. Церковь провозглашала, что у существ, подобных ему, нет души. Вампир не мог с этим согласиться. Он встречал бездушных мужчин и женщин, ибо души свои они отдали отчаянию, или ненависти, или яростной злобе, но не считал себя похожим на них. Исповедь поначалу была для него испытанием, пока он не осознал, что грехи, которые могут понять священники, такие как чревоугодие, злоба, похоть, леность, применимы к нему в такой же степени, как и к смертным, а что касается его особых поступков, они не имеют серьезного значения.
А вот причастия со времени своего перерождения он принимать не мог.
Ему показалось любопытным, что Тауфик — единственное другое бессмертное существо, которое он встретил после того, как они с Аннабель расстались, — явился вместе со своим собственным богом. Быть может, бессмертные нуждаются в таком виде неразрывности, вне собственных пределов. Он обнаружил, что сам думает о возможности обсуждения этой теории с Тауфиком, и постарался отогнать прочь эту идею.
Спинка скамьи застонала под его пальцами, и он поспешил их разжать.
Если бы не обещание, которое он дал Тони, Генри мог бы скрыться раньше, чем допустил попытку соблазнить себя. Также искушение не было бы столь сильным, если бы это дело не имело отношения к Вики. Вики предложила ему свою дружбу, возможно, даже любовь, но смертность этой женщины звучала в пении ее крови, и с каждым биением сердца она оказывалась на миг ближе к смерти. После некоторого времени, весьма непродолжительного, по сравнению с тем, которое он прожил, Вики тоже покинет его, и вскоре после нее исчезнет и это забавное дитя улицы, а потом к нему снова вернется одиночество.
Тауфик обещал конец одиночеству, принадлежность к сообществу, простирающемуся во времени на несравненно большие сроки, чем продолжительность жизни смертного.
«А почему бы не рассчитывать на целую вечность?»
Солнце сияло где-то в глубине его мозга. Это означало, что он больше не сможет игнорировать существование Тауфика.
«Если я умру, у меня останется вечная жизнь, которую обещает церковь. Было бы крайне легко избрать такой путь, достаточно всего лишь после рассвета шагнуть навстречу солнцу. За исключением того, что самоубийство — грех».
Еще более серьезным грехом была бы боль, которая осталась бы после него. Если он хочет избрать для себя такой исход, ему следует подождать. С внезапным облегчением он осознал, что впервые за несколько недель после того, как его стали мучить эти видения, он может встретить рассвет без страха. Солнце, которым Тауфик постоянно угрожал ему, уже было не в состоянии толкнуть его к самоубийству. Что бы уже ни случилось — а его чувства все еще пребывали в сумятице, в которой он пока не мог разобраться, — этого уже не произойдет.
Благообразный полный священник поднял руку.
— Ступайте с миром, — мягко произнес он; чувствовалось, что служитель церкви искренне желал этого своим прихожанам.
Месса закончилась, паства — в основном пожилые иммигранты — потянулась к выходу. Генри отстал, пережидая, пока священник, стоящий у дверей, благословит каждого в отдельности. Когда последний человек, одетый во все черное, направился к выходу, он выступил вперед и обратился к священнику:
— Отец, мне нужно поговорить с вами.
Нечто большее, чем требования его сана, не позволило священнику отклонить эту просьбу.
Было десять минут восьмого, когда вампир вернулся в квартиру, всего лишь за восемнадцать минут до восхода солнца.
Вики встретила его в дверях, схватила за руки и почти втащила внутрь.
— Где, чтоб тебе провалиться, ты шлялся! — рявкнула она; теперь, когда Генри был в безопасности, тревога переросла в гнев.
— Встречался с нашей мумией.
Безразличный тон ответа подействовал именно так, как предполагалось. «С этим существом можно иметь дело, только если сможешь не подпасть под его воздействие». В течение многих лет Вики неоднократно сталкивалась с последствиями тяжелой травмы, чтобы немедленно опознать этот особенный защитный механизм даже во сне. Не без усилия она постаралась справиться с собственными эмоциями, чтобы разобраться в создавшейся ситуации.
— Значит, ты нашел ее. Тони позвонил мне около полуночи, он опасался, что эта тварь высосет твою жизнь так же, как она это сделала с тем малышом. Майк подвез меня. Я должна позвонить ему после восхода солнца и сообщить, что стряслось.
«При условии, разумеется, что ты мне об этом сообщишь».
Фицрой слышал размеренное и спокойное биение сердца, доносившееся из гостиной.
— Тони часа три назад заснул на диване, — сказала женщина. — Когда удостоверюсь, что ты в безопасности, выпущу его отсюда.
Рука, решительно протащившая его через всю квартиру, сомкнувшаяся в жесткой хватке вокруг запястья, могла доставить боль не только смертному — даже Генри почувствовал некоторое неудобство. Он не приложил ни малейшего усилия, чтобы высвободиться; это был желанный якорь.
И только после того, как они добрались до спальни и дверь плотно закрылась за ними, и была опущена светозащитная штора, Вики выпустила его руку. Оставив его стоящим посреди комнаты, она уселась в ногах кровати и решительным движением подтолкнула очки к переносице.
— Если бы ты погиб, — медленно сказала она, потому что, если бы не заговорила, просто взорвалась бы от сдерживаемых эмоций, — то оставил бы пустоту в моей жизни, которую было бы невозможно заполнить. Я всегда ненавидела мысль, что следует накладывать условия на... — она облизнула пересохшие губы, — на любовь, но, если ты когда-нибудь вздумаешь пойти на встречу с врагом, силы которого мы не представляем, который, как нам известно, может убить взглядом, который не далее как прошлой ночью заставил тебя в панике бежать от него, пытаясь выглядеть в чьих-то, пускай даже в своих собственных, глазах лучше, чем... — Подбородок женщины вздернулся, и она встретилась с ним взглядом. — В общем, если это произойдет, я сверну тебе твою проклятую вампирскую шею. Я выразилась достаточно ясно?
— Полагаю, вполне. Ты прошла сквозь адские муки, так что мне полагается чувствовать себя тоже достаточно скверно? — Он сел подле нее на кровать. — Если это поможет тебе, то вынужден признаться, мне действительно досталось по первое число.
— Иди к черту, Генри, я вовсе не сказала, что хочу этого. — Она с ненавистью стерла слезу, прочертившую след через всю ее щеку. — Я жутко испугалась, поняв, что ты взвалил на себя больше, чем способен выдержать...
— Так оно и было. — Вампир поднял руку, чтобы остановить ее. — Но вовсе не потому, что пытался доказать что-то после той позорной ночи. Я перерос глупое желание похваляться мужским превосходством уже три столетия тому назад. Я отправился искать мумию, потому что в этом нуждался Тони.
Вики глубоко вдохнула, с плеч ее словно свалился тяжкий груз. В свое время она сама отваживалась на безумно опасные шаги, и, слава Богу, у него оказалась достойная причина, которую она могла принять.
— Ты редкостный кретин.
Фицрой наклонился вперед и глубоко вдохнул аромат ее губ.
— А у тебя весьма интересный способ говорить: «Я люблю тебя», — прошептал он ее губам. Только теперь, когда его подруга не высказала никакого протеста и молча вернула ему объятие, причем с такой пламенной страстью, что в ней совершенно ясно ощущалось отчаяние, он осознал, насколько сильно она испугалась за него. Когда женщина наконец оторвалась от него, он поднялся и начал стягивать с себя рубашку. Если бы он не поспешил, спать ему пришлось бы в одежде.
Вики наблюдала за ним; тревога на ее лице сменилась выражением, напоминающим нечто похожее на «Ладно, забудем об этом».
— С тобой все в порядке? — спросила она.
