– Она молчала, чтобы сохранить жизнь себе и тебе.
– Лэтам хотел убить нас обеих?
Вербурга промолчала.
Тогда Томазина набрала полные легкие воздуха и выдохнула:
– Кто из них отец моей сестры? Блэкберн или Лэтам?
Вербурга даже отпрянула от неожиданности.
– Сестры? – Она так замотала головой, что Томазина испугалась, как бы старуха чего-нибудь себе не повредила. – У тебя нет сестры.
– Есть! – Томазина встала и постаралась как можно незаметнее положить книгу на кровать подальше от глаз Вербурги. – Ты должна сказать мне правду, если хочешь получить книгу.
Вербурга тихонько завыла, но Томазина подошла к ней и встряхнула ее за плечи. Старуха открыла глаза и встретилась взглядом с Томазиной, но у нее так дрожали губы, что она не могла говорить.
– Вербурга, матушка послала меня сюда помочь моей сестре. Ты
Вербурга вырвалась из ее рук.
– Все мы сестры.
Прежде чем Томазина успела ее остановить, Вербурга выскочила в тайный ход и закрыла за собой панель.
Томазина торопливо искала какую-нибудь кнопку с этой стороны и ничего не находила. Тогда она решила бежать обычным путем и перехватить Вербургу возле спальни Ричарда Лэтама. По крайней мере, она должна взглянуть на содержимое железного ящика! Наверняка именно в нем Лэтам спрятал письмо ее матери.
Она бросилась из комнаты на внешнюю лестницу, как раз когда в ворота въезжали всадники, и Томазине пришлось переменить планы, потому что всадниками были Эдуард Парсиваль и хорошо одетый господин – наверняка коронер.
Вернувшись в комнату, Томазина вновь взяла в руки книгу. Она была открыта на странице, которая особенно заинтересовала Вербургу. В ужасе от того, что она узнает, Томазина стала читать.
Корень безумия. Потом было что-то непонятное. Дурман. Все три травы были подробно описаны.
«У корня безумия нежные стебли, большие листья и цветы в виде колокольчиков. Если их понюхать, можно заснуть, – писала Лавиния, – а то и умереть.»
Второе растение тоже было «с цветами в виде фиолетово-синих тусклых колокольчиков. От его черных ягод тоже засыпаешь, а порошок из листьев и корней, если развести его в вине, избавляет от боли в висках.
Колокольчики дурмана похожи на белые чашечки, а ягоды круглые. Если понюхать цветы, то это может вызвать сонливость. Соком лечат воспаление и ушибы. Листья дурмана полезны при лечении свежих ран.»
Ничего страшного, подумала Томазина. И принялась читать следующий раздел, в котором ее мать подробно разъясняла, как соединять эти три травы; в конце Лавиния писала: «Натереть мазью лоб и подмышки для ощущения полета. Потом будет долгий сон в течение ночи и дня, сопровождаемый яркими видениями плясок и полетов».
10
В коридоре рядом с большой залой Ник слышал, как Майлс объявлял Фрэнси и Констанс последние новости.
– Обвинение еще никому не предъявлено, – он говорил это слишком весело для человека, у которого убит брат.
– Когда они позволят его похоронить? – спросила не менее весело вдова. – Он уже начинает вонять.
Чтобы предупредить следующие вопросы, Ник открыл дверь, и следом за ним вошел Эдуард Парсиваль со своим письмоводителем.
Они сопроводили коронера в спальню Ричарда Лэтама, куда были согласно обычаю приглашены все местные мужчины от двенадцати лет, из которых он выбрал понятых. Избранные должны были осмотреть останки Ричарда Лэтама, а письмоводитель все их выводы записать. Сам коронер уже провел осмотр и даже приказал раздеть труп, чтобы собравшиеся сами убедились в отсутствии ран, кровоподтеков, пятен от удушья и прочих следов насилия. Он-то, по-видимому, склонялся к тому, что насилия не было, но Эдуард Парсиваль в качестве мирового судьи мог сказать и свое веское слово.
– Вы
– Фигурку? – переспросила Фрэнси. – Что еще за фигурка?
Майлс осушил кубок и наполнил его снова, прежде чем ответил с явной неохотой. Потом последовали еще вопросы. Наконец они были исчерпаны, и Парсиваль, эта невежественная дубина, принялся распространяться о колдовстве.
– У нас уже давно ходят слухи, что в Гордичском лесу проводятся шабаши ведьм. – Парсиваль помолчал, желая удостовериться, что все его слушают. – Я бы не выполнил свой долг до конца, если бы не принял во внимание возможность колдовства. Коронер не нашел следов насильственной смерти. Я тоже поначалу думал, что он умер, вероятнее всего, от обжорства, однако ближайший родственник умершего вправе заявить о насильственной смерти. Ваши показания, господин Лэтам, заставляют меня обсуждать возможность убийства с помощью колдовства. Вскоре состоится очередная сессия суда, и я должен тщательно все обдумать, о чем прошу и всех вас, прежде чем вы в присутствии многих понятых обвините кого-нибудь в смерти господина Ричарда Лэтама.
