— Здравствуйте, Петр Сергеевич!
— С праздничком вас, Харитон Иваныч!
— И вас также, Петр Сергеевич!
А вот профессор идет, уже не жилец, в другой дом
переехал. Ну все равно:
— Мое почтение, Харитон Иваныч!
— Наше вам, Григорий Владимович!
А тут вертихвостка, уличная продавщица, Машка:
— Здравствуйте, дядя Харитон. С праздником вас,
дядя Харитон.
Ну с ней можно попроще:
— И тебя же!
Вот какая у него могла бы быть работа… По призва-
нию! А он сидит в кабинете, смотрит на других и тоже
за стул держится.
А тут же в управлении интеллигент на побегушках
громыхает. Дохлый такой червь… Мозгами как раз хо-
рошо шевелит, но руками никак не может… Уж до чего
беспомощный… шланг не может удержать… Послали
лед скалывать, так он сначала тяпкой себе ноги перело-
мал, а потом его послали пьяного скручивать — зрели-
ще было: «Голубой огонек». Где шляпа, где очки?.. Того
интеллигента червивого по частями вынесли, а наш ди-
ректор этого пьяного одной рукой скрутил…
Вот вам интеллигент с дипломом — дурак и началь-
ник с дипломом — дурак… Два дурака, да?..
А вы поменяйте их местами… А вы не думали об
этом… А вы подумайте.
Одесса
Итак, Одесса для тех, кто ее не знает и не хочет
знать. Довольно красивый город на нашем Юге и чьем-
то Севере. На берегу Черного моря, трехтысячный
юбилей которого мы недавно отмечали.
Обычно очень жаркий август, когда мы по ночам об-
ливаемся потом, а серая морская вода не охлаждает,
а засаливает.
Дачи здесь маленькие— квартиры без крыш. Засы-
паешь один, просыпаешься впятером. Жуют здесь все
и всегда — семечки, креветки, копченую рыбку, раков,
виноград. Лучшие в стране рты не закрываются ни на
секунду: хрумкают, лузгают, щелкают, посапывают,
слушают ртом. Рты прекрасные — смесь украинской,
русской, греческой и еврейской породы.
Девушки весной хороши, как кукурузные початки
молочновосковой спелости. Летом еще лучше: строй-
ные, упругие, покрытые горячим загаром и легкой
степной пылью. Идти за ними невозможно. Хочется
укусить и есть их. От красоты у них скверные характе-
ры, а в глазах коварство.
— Миша, уже есть шесть часов?
— Нет, а что?
— Ничего, мне нужно семь.
Вообще, женщин умных не бывает. Есть прелесть
какие глупенькие и ужас какие дуры. Но с нашими го-
ря не оберешься. Большое количество бросило меня,
кое-кого бросил я, о чем жалею. Правда, мне пятьдесят
и жалеть осталось недолго.
Итак, лучший месяц август — дикая жара. Если в за-
лив вошел косяк, рыбой пахнут все — никого нельзя
поцеловать.
Вся жизнь на берегу моря: там жарят, варят и кри-
чат на детей.
Для постороннего уха — в Одессе непрерывно ост-
рят, но это не юмор, это такое состояние от жары
и крикливости.
Писателей в Одессе много, потому что ничего не на-
до сочинять. Чтоб написать рассказ, надо открыть окно
и записывать.
— Сема, иди домой, иди домой, иди домой!
— Он взял в жены Розу с верандой и горячей водой…
— Почему у вас семечки по двадцать копеек, а у всех
десять?
— Потому что двадцать больше.
— Чем вы гладите тонкое женское белье?
— А вы чем гладите тонкое женское белье?
— Рукой.
Они не подозревают, что они острят, и не надо им
говорить, не то они станут этим зарабатывать, у них
выпадут волосы, вместо того чтоб говорить, они бу-
дут прислушиваться, записывать, а потом читать по
бумаге.
Старички сидят на скамейках у ворот с выражением
лица «Стой! Кто идет?!». Когда вы возвращаетесь к се-
бе с дамой, вы покрываетесь потом и не знаете, чем ее
прикрыть. Весь двор замолкает, слышен только ваш на-
тужный голос:
— Вот здесь я живу, Юленька.
А какой-то только что родившийся ребенок обяза-
тельно ляпнет: «Дядя Миса, только сто вчерасняя тетя
приходила».
Когда вы выходите, двор замолкает окончательно
и кто-то — шепотом, от которого волосы шевелятся:
— Вот эта уже получше.
Здесь безумно любят сводить, сватать, настаивать
